Синатра спел едва ли не все известнейшие американские хиты, а песня «Нью-Йорк, Нью-Йорк», записанная в 1976 году, стала неофициальным гимном США.
«Все в жизни делал, как хотел, и ни о чем жалеть не стану…»
В постоянном люксе Фрэнка в отеле «Пески» царили чрезмерная роскошь, море света, цветов и дыма. Двое мужчин, обосновавшиеся в гостиной, отдыхали после концерта, курили, перебрасываясь репликами.
— Ты любишь жить на широкую ногу. А иногда ведешь себя как пьяный нувориш, швыряющий деньгами. Подарил «Кадиллак» другу юности! Какие сантименты! — бурчал тот, что постарше. Сидя у рояля, он расшнуровывал туфли.
— Санни — это не сантименты. Это жизнь. Толстяк Санни, по прозвищу Ларго… Маленький автомобиль — не его масштаб. А мои чувства к нему превосходят масштабы любого «кадиллака».
— Ларго! А я — Бинг! Как заладили тогда, в молодости, так и пошло. А куда подевался Гарри?
И кто помнит, что это мое настоящее имя? Ну, присосалcя ребенком к лото «Бинго-Бонго»! Смешно. Семьдесят лет, а я все еще Бинг и все еще «счастливчик»! — Бинг Кросби, пожилой джентльмен, мэтр эстрады, бизнесмен и любимец Америки, облегченно вздохнул, сбросив туфли. И начал неспешно перебирать клавиши.
— Что-то мы ударились в воспоминания… Похоже, уж очень ностальгический получился концерт…
Фрэнк хитро улыбнулся:
— Вредно мужикам засиживаться вдвоем в столь прекрасную ночь. Я молчу о мулаточке из «Топаза»… Или как?
— Что они все стоят в сравнении с твоей новой песней, Фрэнки… Ты обошел «Битлов». И с огромным отрывом… — Бинг наиграл мелодию «Путников в ночи». — Strangers in the night… — напел он тихонько. — Кажется, что я ее всегда знал.
— Терпеть не могу! Сладко и липко. Те, кому нравится это фигня, наверняка обожают йогурт с ананасами.
— Не зарывайся, парень! «Путники» — то, что надо. Я мечтал о такой песне. А ведь у меня их было полно — настоящих шлягеров!
— Ты снял сливки. Не жадничай, учитель. Ты и не представляешь, как я балдел от тебя там, в Хобокене… — Фрэнк вышел на балкон. Внизу светилось море огней — они вертелись, взрывались, рассыпались в пронизанном цветными сполохами воздухе. Лас-Вегас — огромная машина удовольствий — катил на всех парах. И он далеко не последний винтик в этом механизме. Оказалось, что и бизнес Фрэнки по зубам, не ошибся Джанкана.
— Учитель… Мне нравится, что ты называешь меня так, ученик!
… Еver since that night we′ve been together
Lovers at first sight in love for ever
It turned out so right for strangers in night…
…Путники в ночи, два одиноких человека на пути,
На этом странном и запутанном пути, как тебя найти?
Нам так просто потеряться
И так трудно повстречаться…
Путники в ночи…
Кросби допел куплет вместе с Фрэнком. Оба рассмеялись.
— Учитель! Именно — учитель! А как иначе мне называть Бинга Кросби, а? Эх, видел бы ты меня тогда… Дотащился домой после твоего концерта как пьяный. Прямо громом шарахнутый… И ведь страшно подумать: без тебя я так и не понял бы, что умею петь! Летал бы или стал каким-нибудь инженеришкой. Нормальный, словом, был бы парень. О, как же я завидовал тебе и как хотел петь… Мама миа! Чуть крыша не поехала.
— Ты поешь лучше. Ты сумел вобрать все самое вкусное и сплести так тонко, словно все к тому и катилось — черный джаз, белый джаз только и ждали, чтобы выступить в обнимку. Куда уж мне… Читал, что пишет Хауард Райк? «Исполнительский стиль Синатры, свободный, яркий и проникновенный, столь же отличается от мечтательного и успокаивающего пения Бинга Кросби, как глоток джина от кружки теплого молока». Теплое молоко! И чем ему плохо молоко? Конечно, если сравнивать с джином… — Он, морщась, пошевелил пальцами ног. — Чертовы туфли! На заказ делал сам Фонштейн! Ходить не могу. И все эти косточки на ступнях. Скажи на милость, как мне удавалось с такими ступнями удерживать марку «счастливчика» столько лет? Проторчал на сцене тысячи часов, вместо того чтобы отдыхать в инвалидной коляске.
— А у меня плечи ноют. Особенно ночами. Не петь же об этом! Петь можно только о счастье. Эти бесконечные вопросы: почему его нет, куда оно делось, как его поймать и что это за штука, если уж ухватил. Интересно — никогда не надоедает!
— Как и жизнь. По крайней мере, у таких счастливчиков, как мы. — Кросби сел на диван, с наслаждением вытянул ноги. Взял с низкого столика запотевший бокал. — Ну, кто скажет, что мы не хозяева на празднике жизни?
— Тот, кто считает, что мы лишь путники в ночи…
Акции золотых приисков и урановых рудников давно сделали Кросби богатым человеком, которому совершенно не обязательно было выходить на сцену. Но он выходил. Выходил и пел. Пел, как и всю жизнь, о счастье. В 1977 году, во время концерта в зале «Амбассадор» в Неваде Бинг упал с эстрады. Ему было семьдесят три. Пришлось сдавать позиции. Все чаще сцену он менял на гольф — игру миллионеров. Умер он 14 октября 1977 года от сердечного приступа прямо на поле. Разве не мечта истинного короля песни и джентльмена?
«Мечтать о несбыточном, стремиться к недосягаемому, каким бы безнадежным и невероятным это ни казалось»
Эти слова из песни Синатры стали девизом многих. Фрэнки доказал, что в них заключена подлинная мудрость, руководство к действию. Ава же поняла, что мечты о недосягаемом — лучший способ оказаться в хронических капитулянтах. Ее наивный принцип «все или ничего» в сочетании с пассивной жизненной позицией все чаще оставлял ее с пустыми руками.
Она сильно изменилась. Испарилась та летучая энергия, которая переполняла юное существо, ушли запал обольстительной женщины, плотский зов соблазнительницы, легкомыслие молодости, многое прощающей себе и другим.
Возрастные роли Аву не интересовали, проходящие романы не радовали. Ее не привлекали и «плоды славы» — вращаться в обществе, изображая голливудскую диву, поддерживать имидж звезды казалось утомительным, неинтересным. Она не боролась за сохранение красоты — пластические хирурги и всяческие ухищрения стареющих красавиц не привлекали скучающую женщину.
Кино… Да, оно могло бы держать в напряжении. Но не ее. Никогда Ава не отличалась особым трудолюбием и фанатизмом творчества. Ее сильнее влекла жизнь. Но голливудскими страстями — интригами, завистью, азартом соревнования — жить ей было не интересно. Для этого она была слишком легкомысленна и совершенно не амбициозна.
К съемкам Ава относилась несерьезно и рассеянно, хотя играла с лучшими актерами, снималась у лучших режиссеров. Уже охладевшую ко всему Аву случай подвел к тому рубежу, за которым она могла бы стать большой актрисой, если бы захотела. В 1963 году она прекрасно сыграла в паре с Ричардом Бартоном в замечательном фильме Джона Хьюстона «Ночь игуаны» по пьесе Теннесси Уильямса. Ава утвердилась как сильная актриса. Но было поздно.
