Другая когорта женщин принадлежала к высшему свету, они были узнаваемы, обладали редкими талантами, острым умом и были неприступны для обычных мужчин. Именно своей неординарностью они привлекали Гитлера. С ними не было необходимости заводить романы, потому что их присутствие на официальных приемах и застольях должно было подчеркивать высокий статус лидера немецких фашистов, их лояльность и улыбки служили пищей для его ущербного, уязвимого самолюбия. Нередко такие женщины из симпатии к Гитлеру способствовали его вхождению во власть. Биографы тирана упоминают имена таких неординарных женщин, как жена богатого фабриканта Елена Бехштейн, жена авторитетного издателя Эльза Брукман, сестра влиятельного и близкого к Генри Форду Эрнста Ганфштенгля Эрна, известные актрисы Ольга Чехова и Лили Дагобер… Одним словом, Гитлер старательно использовал представительниц прекрасной половины человечества для своего позиционирования и создания привлекательного обрамления к портрету. Чтобы добиться расположения таких женщин, Гитлер предпринимал самые изощренные уловки, упражнялся в искусстве производить впечатление сменой маски диктатора и тирана на вежливого, милого человека с намеком на изысканные манеры. Расположение женщин было необходимо ему не меньше, чем присоединение земель, победы на полях сражений и низвержение миллионов себе подобных. Он упивался даже не властью, а процессом властвования. Поэтому к сильным женщинам его тянуло, а слабых он сам манил, как гигантский магнит. Играя с ними, он относился пренебрежительно и к тем, и к другим, подталкивая к своим могилам наиболее чувствительных из них и опустошая тех, кто оказывался в состоянии жить после встречи с ним. И все же, как мужчина, психологически он был очень уязвим, неуверен в себе и ущербен. Однажды этот всесильный диктатор приревновал Еву Браун к актеру Кларку Гейблу, причем не к реальному, а лишь к экранному – в приступе бешенства он отослал фильм на киностудию и запретил показывать его своей фаворитке.
Женщины, как и весь остальной мир, оставались лишь материалом, необходимым Гитлеру для достижения своей цели – властвования. Он в течение всей жизни был и оставался лишь разрушителем, только в демонстрации колоссальной силы и способности становиться эпицентром потрясений усматривая для себя смысл жизни. Не стоит покупаться на некоторые его идеи, кажущиеся конструктивными, такие как, например, содействие автомобильному производству «Фольксваген» и строительству автобанов. И эти задачи, и им подобные, даже реализованные якобы для блага Германии, как, например, расширение жизненного пространства за счет возвращения ранее аннексированных земель, а затем Австрии и Чехословакии, имели первой целью не обеспечение лучшей жизни немцам, а закрепление его личных достижений, замешанных на все растущих способностях ущемлять интересы ближних. Еще в своей программной книге «Майн Кампф», за десятилетие до прихода к власти, Гитлер возвестил о планах захвата России, прикрывая это необходимостью борьбы с евреями. Все промежуточные действия Гитлера являлись лишь позиционированием и подготовкой к тому, что можно обозначить как маниакальное и деструктивное стремление разрушить весь мир. Достигнув власти, он как-то признался, что лишь обстоятельства вынуждали его годами носить маску миротворца. «Широкие массы слепы и глупы, они не ведают, что творят» – в этом заявлении Гитлера отражена его модель отношения к окружающему миру.
Стратегия одержимого иррациональным
Хотя Фест и многие другие биографы при описании Гитлера упоминают о «чудовищном, превосходящем все существовавшие размеры, выбросе энергии», потрясающем «магнетизме глаз», фанатическая одержимость «злого гения», пусть даже оставаясь его ключевой характеристикой, является далеко не единственным фактором его восхождения на вершины власти.
Надо признать, что в ходе бескомпромиссной борьбы за власть Гитлер проявил себя умелым тактиком, а порой и виртуозным игроком. Он, к примеру, далеко не всегда был приверженцем радикальных действий. Напротив, заигрывание с властью и хитроумное варьирование ролями, вплоть до смиренного и покладистого блюстителя законов, всегда были частью игры лидера НСДАП, запутывая и конкурентов, и саму власть. «Я же не могу заявить им, что намерен их расстрелять», – заявил он как-то соратникам по партии, указавшим на успех крайнего радикала Людендорфа. Несмотря на свои агитационные заявления, он очень даже умел тихо договариваться и многое обещать тем, в чьей поддержке нуждался. Так, едва его партия оказалась второй на выборах в парламент, а сам он превратился из зарвавшегося выскочки в реального влиятельного политика, Гитлер тотчас предпринял неафишируемую поездку по всей стране с целью проведения серии встреч с промышленниками и финансистами. Последующие события явственно продемонстрировали, насколько верными оказались такие действия.
Работая над собой, Адольф Гитлер достаточно хорошо усвоил законы психолингвистики и влияния на массовое сознание. Труды Гюстава Лебона стали его настольной литературой задолго до того, как он вознамерился встать во главе партии. Зажигая аудитории разного калибра, этот одержимый властью фанатик с достаточно ограниченным умом всегда уверенно оперировал безапелляционными и резкими формулировками, поражая воображение публики. Он ошеломлял простотой изложения, подкрепленной энергией уверенности, командным тоном и сложными модуляциями голоса. Это не было даром небесным, это были способности, развитые продолжительными тренировками, чтением, изучением опыта ораторов-современников и размышлениями. Гитлер очень скоро овладел искусством воздействия на самую чувствительную область восприятия путем создания жестких и даже омерзительных картин, неизменно вызывая шокирующие ассоциации, которые хорошо запоминались аудиторией и побуждали к действиям в силу отсутствия альтернатив. Так, максималистские призывы типа «Либо утром в Германии будет национальное немецкое правительство, либо мы будем мертвы» стали его постоянными спутниками во время многочисленных митингов и демонстраций. Естественно, что свои речи Гитлер строил на поиске и уничтожении «врагов», которыми поочередно выступали то евреи, то «банды пиявок» – спекулянтов и ростовщиков, то советский режим, то трусливое правительство или унизительный для нации Версальский договор. Распекая евреев, Гитлер предрекал мировою опасность и смертельную перспективу для человечества, которое может оказаться «в объятиях этого полипа». А характеризуя Советский Союз, он оперировал такими ярлыками, как «команды красных мясников» или «коммуна убийц». «Ужас ненавистной коммунистической диктатуры» благодаря его неустанному повторению на долгие годы стал страшным пугалом для немецкой нации. Гитлер отчетливо понимал, что для создания образа борца и героя ему необходимы враги. Уже достигнув высшей власти, он признался: если бы евреев не было, то их следовало бы выдумать. «Нужен зримый враг, а не кто-то абстрактный».
