— Я ее даже не заметила, — лгу я, незаметно снимая длинный волос со своего приталенного черного пиджака, который я надеваю исключительно в особых случаях.
Я переоделась из рабочей одежды в новые джинсы, черный топ и пиджак и влезла на каблуки. На моей шее красуется любимое мамино ожерелье, на удачу, кроме того, я повязала розовый блестящий шарф, подарок Кэт, надела такую же шапочку и прихватила с собой сумочку Тэтти. Рут изумленно вскинула брови, увидев, как я вырядилась, ведь обычно я собираюсь гораздо менее тщательно, чем в этот раз. Но я не могла иначе — и даже не потому, что мне предстояло путешествие с Маком, а оттого, что я предвкушала поворотный момент в истории Тэтти. И мне хотелось соответствовать этому торжественному событию. Впрочем, ладно, совсем чуточку и из-за Мака. До этого он видел меня в старом отрепье, так что да, возможно, мне и хотелось произвести на него впечатление. Просто я не хотела обсуждать подобные вещи с Рут — я и самой себе с трудом в этом призналась.
— У меня где-то рядом завалялся рулон скотча, с ним почистить одежду будет проще, — говорит Мак, заметив боковым зрением, что я делаю. — Надо было предупредить тебя, чтобы ты не надевала ничего черного, извини.
— Не беспокойся, — отвечаю я, а сама понятия не имею, как вернуть себе прежний шикарный вид. На пиджак цепляется все больше шерсти. Сколько же собак пересидело на этом месте?
Стоит мне вспомнить о любимцах Мака, как вдруг я чуть не подпрыгиваю на месте от неожиданности: кто-то горячо дышит мне в ухо. Оказывается, что прямо позади меня сидит лабрадор из глэкенского приюта. Я даже не заметила его, когда садилась в машину!
— Горацио, сидеть! — командует Мак. — Прости, Коко.
— Все в порядке. Мы ведь с Горацио уже знакомы, — отвечаю я, поглаживая пса по голове. Он устраивает передние лапы у меня на плече и радостно обнюхивает мой воротник. Этот парень, кажется, тоже меня запомнил, судя по тому, как влюбленно он смотрит мне в глаза.
— Захотел поехать со мной, — объясняет Мак, глядя вперед, на дорогу, — терпеть не может оставаться один, наверное, из-за своего прошлого.
— А что с ним случилось? — спрашиваю я.
— Горацио в какой-то мере для меня особенный, — начинает рассказывать он. — Он мой первый пес. Я нашел его на дороге пару лет назад. Его бросили. Бедняга весь отощал, остались только кожа да кости, а одна лапа была сломана в трех местах.
— Поверить не могу, что кто-то мог причинить зло такой замечательной псине!
— Да, ветеринар осмотрел его и решил, что лучше будет ампутировать больную лапу, но каким-то чудом нам удалось его вылечить. Он, конечно, немного прихрамывает, однако ему это нисколечко не мешает.
Я вспоминаю, как легко он перепрыгнул через калитку, когда я видела его в предыдущий раз.
— И никто не захотел его взять? Он ведь просто прелесть, как можно перед ним устоять?
— А я его никому и не собирался отдавать, — несколько смущенно отвечает Мак. — Как я уже сказал, для меня он — особенный.
— Твой любимчик?
— Точно, — смеется он, в то время как я ловко уворачиваюсь от Горацио, пытающегося лизнуть меня в шею.
— А почему ты решил открыть приют для собак? — спрашиваю я, желая узнать Мака поближе.
— Я, собственно, и не открывал приюта, — отвечает он. — После того как я подобрал Горацио, обо мне тут же заговорили все соседи. Потом кто-то привел ко мне спаниеля. Потом еще кто-то нашел брошенного пса на другом конце деревни, его тоже привели ко мне. И пошло-поехало.
— Ты, должно быть, очень любишь собак.
— Виноват, каюсь.
— А какая твоя любимая порода?
— Мне они все нравятся, — признается он и, отрываясь на миг от дороги, искренне мне улыбается.
— А я люблю бассет-хаундов, — говорю я.
— Почему? Из-за длинных ушей?
— Сама не знаю, если честно. В детстве у меня была книга о собаках, и на ее обложке был изображен бассет. Думаю, потому эта порода мне так запомнилась.
— У меня тоже была такая книга, — улыбается он.
— Да ладно!
— «Большая энциклопедия собак», я получил ее в подарок от Санта-Клауса.
— И я тоже! — изумленно выдыхаю я.
— Должно быть, где-то была большая распродажа, — шутит он, и мы заливаемся смехом.
— Второй моей любимой собакой из этой книги была ирландская борзая, — вспоминаю вслух я. — Но мне так и не удалось увидеть ее в реальной жизни.
— А я видел — на одном старомодном званом ужине. Впечатляет, ничего не скажешь, очень величественный пес. Сбежал от нас с добрым куском говядины. Думаю, хозяева были не в восторге. Клоун, которого приставили следить за собакой, наверняка получил хорошую взбучку, — он снова смеется, и в уголках его глаз опять появляются милые морщинки.
— В жизни не бывала на таких мероприятиях. Тебе понравилось? — спрашиваю я, огромным усилием воли отводя взгляд от его лица.
— Не очень. Я был там в связи с работой — и от шума у меня разболелась голова.
— От шума? Там что, была драка?
— Да нет, они наняли арфистку, и она не расставалась со своим инструментом весь вечер. Послушаешь такую часов пять, и все твое чувство юмора куда-то внезапно улетучивается.
— Да уж, — хихикаю я.
— Ну, я свои страшные тайны тебе рассказал, так что давай, делись своими, твоя очередь.
— Нет у меня никаких тайн, — протестую я.
— Ты живешь с бабушкой?
— Это ни для кого не секрет.
— И все же необычно.
— Моя мама умерла, когда мне и тринадцати не было. Отца я никогда не знала.
— Понятно, — он снова отвлекается от дороги и сочувственно смотрит на меня. — Извини, что спросил.
— Все в порядке, это случилось очень давно. А Рут — просто чудо.
— А почему ты зовешь ее по имени?
— Она сама так захотела. Говорит, что так чувствует себя моложе.
— О, я ее отлично понимаю. Когда сам стану дедушкой, тоже, наверное, попрошу внуков звать меня Маком. Дедуля Мак, звучит, — он барабанит пальцами по рулю, и я ловлю себя на мысли, что слежу за каждым его движением.
— Дедуля Мак? — спрашиваю я, старательно отворачиваясь в сторону.
— Да, разве не здорово? По-моему, круто.
— Даже не знаю.
— Думаешь, не очень? — хмурится он. — Ну тогда хотя бы дедушка Мак.
— А ты ни на секунду не сомневаешься, что когда-нибудь станешь дедушкой, я вижу!
— Конечно! — отвечает он. — А ты разве не собираешься стать когда-нибудь гламурной бабушкой, как Рут?
— Я гламурной точно не стану, — краснею я.
— Я в этом плохо разбираюсь. Мне ты кажешься очень даже симпатичной.
Мы смущенно умолкаем, я отчаянно пытаюсь придумать новую тему для разговора.
