И, как тогда, тридцать лет назад, Олег Владимирович скажет:
— Салут, Эухенио! Вива Эспаниа!
И, как три десятка лет назад, друзья обнимутся, А потом поедут в Москву, к Софье Михайловне Александровской.
— Салут, София!
— Салут, камарадас! Испания! Далекая и близкая…
Прибытие эскадрильи Ладислава Дуарте на Арагонский фронт ознаменовалось крупным недоразумением с английским генералом, представителем Комитета по невмешательству в испанские дела.
Еще на Северном фронте внешность Дуарте не раз вводила в заблуждение представителей комитета. На этот раз англичанин, прибывший на аэродром, без обиняков спросил Ладислава:
— Вы киргиз или казах? Я слышал, что в России среди этих национальностей сейчас немало летчиков?
— Я испанец, — с достоинством ответил Дуарте. Генерал через монокль без стеснения рассматривал комэска.
— В двадцать лет уже командуете эскадрильей? — с сомнением в голосе проговорил он. Дуарте обиделся:
— Кто же, по-вашему, здесь командир?
— Наверное, кто-либо из русских.
— В моей эскадрилье одни испанцы, — отрезал Дуарте.
— И вы?
Ладислав почувствовал, что теряет терпение.
— А если я не захочу с вами говорить, основываясь на предположении, что вы не генерал и не представитель комитета?
Англичанин потерял свою невозмутимость.
— Представьте мне ваших подчиненных! — раздраженно потребовал он.
Всматриваясь в лица, надолго задерживаясь около каждого из летчиков, генерал начал обход строя. К его удивлению, все пилоты и механики оказались такими же молодыми, как и их командир.
Взгляд генерала задержался на Рекалде.
— Вы русский?
— Если вам так уж хочется, я могу стать русским. Вас смущает мой нос, сеньор? Мне его расплющил папаша. Видите ли, я рано стал наведываться к сеньоритам, а у нас в провинции Ла-Манча нравы строгие… Переводчик, нервничая, перевел эту тираду. Генерал нахмурился, но продолжал обход. Он остановился перед Ромуло Негрином.
— Ваша национальность?
— Моя фамилия Негрин, — ответил летчик.
— Фамилия еще ни о чем не говорит.
Ромуло пожал плечами. Светловолосый, голубоглазый, он и впрямь был похож на русского.
— Уж не родственник ли вы нынешнего премьера Испании? — с насмешкой спросил генерал. Красивое лицо Ромуло побледнело.
— Я сын Хуана Негрина.
Но и этот ответ не обескуражил англичанина.
— Однако вы все-таки летаете вместе с русскими, капитан? — допытывался представитель Комитета по невмешательству у Дуарте.
Дуарте порядком надоел этот допрос. Летчики и так мало отдыхают, а англичанин уже сорок минут держит их в строю. Приложив руку к фуражке, комэск четко произнес:
— Я вам докладывал, генерал: в моей эскадрилье одни испанцы.
— И они летают? — вновь повторил тот свой вопрос.
Комэск не ответил. Взяв из рук у стоявшего в строю стартера ракетный пистолет, он выстрелил. Взвилась зеленая ракета. Через две минуты эскадрилья под командованием заместителя Дуарте — Романа Льоренте — звеньями начала взлетать в осеннее небо.
Когда «чатос» четким строем прошли над аэродромом, Дуарте, смотря прямо в глаза англичанину, извиняющимся тоном произнес:
— Забыл вас предупредить. Самолеты действительно советские. Ну, а пистолет, который на мне, — Ладислав постучал по кобуре, — английский.
Молча кивнув, генерал направился к своему лимузину.
— Выкладывай знак намеренной посадки, — весело приказал Дуарте стартеру.
Когда истребители зарулили на стоянки, он подошел к Негрину:
— И как ты, Ромуло, удержался, не~пехвастал передангличанином, что мать у тебя действительно русская?
— И что мы с тобой, когда учились летать в Советском Союзе, заходили пить чай к твоим родственникам на улице Горького в Москве? — добавил Мануэль Ороско.
Ромуло улыбнулся:
— Боюсь, что тогда весь лондонский Комитет по невмешательству был бы лишен воскресного дня. А генерал получил бы за эту информацию орден. Шутка ли, в Испании обнаружен русский! И кто? Сын премьера!
Эскадрилье за четкие действия при взлете комэск объявил благодарность. А сам Дуарте за недостаточно вежливый прием английского генерала получил от командования нахлобучку.
— Ведь я каменщик и летчик, дипломатии меня никто не обучал, — притворно вздыхая, жаловался Дуарте Степанову, и в его узких глазах играли веселые искорки…
В полдень Евгений Степанов повел девятку И-15 на штурмовку переднего края противника. Над ними шла эскадрилья Ладислава Дуарте. Это был первый совместный вылет обеих эскадрилий.
Пройдя Вилья-Майор, Степанов внимательно осмотрел воздушное пространство. Небо было пустынно. Он качнул крыльями самолета: «Внимание!» «Чатос» устремились в атаку. Вслед за ними в атаку пошли и три звена эскадрильи Дуарте.
Выходя из пике, Евгений привычно скользнул взглядом по небу. Под облаками по-прежнему кружило звено И-15 — четвертое звено эскадрильи Дуарте. Чего они медлят?
Евгений не знал, что в последний момент командир испанской эскадрильи удержал себя от соблазна «проутюжить» огнем вражеский передний край. А вдруг фашисты ударят из-за облаков! С собой для прикрытия друзей, штурмующих позиции противника, он оставил своих ведомых — Мануэля Ороско и Рекалде.
Предчувствие не обмануло Дуарте. Республиканские истребители делали четвертый заход на окопы франкистов, когда из-за облаков в отвесном пике стали вырываться «фиаты». Один из фашистских истребителей нацелился на выходившего из атаки Степанова. Ладислав дал длинную заградительную очередь. Фашист, очевидно, уже поймал в прицел республиканский истребитель. Еще мгновение… Но в этот момент Дуарте, подойдя под углом к «фиату», вновь открыл огонь. Вспыхнувшая машина ведущего показала фашистским летчикам, что внезапная атака не удалась. Рекалде и Ороско сбили еще два истребителя, которые упали на рыжие скалы.
Окончив штурмовку и набрав высоту, обе эскадрильи направились к своим аэродромам. Над ними под самой кромкой облаков шли Дуарте, Ороско и Рекалде На траверзе Бахаралоса испанцы повернули к своему аэродрому; только звено, шедшее сверху, не изменило курса.
Вместе с девяткой Степанова три испанских летчика сели на Бахаралос.
К стоянке подъехал Серов. Увидя Дуарте, он радостно улыбнулся:
— Салут, Ладислав! Как вылет?
— Муй бьен! Очень хорошо. Но над облаками было не меньше двух десятков «фиатов».
Евгений по достоинству оценил немногословное замечание испанца.
— Ты правильно поступил, что остался наверху. Кто знает, чем окончилась бы наша встреча с «фиатами». Во всяком случае, мы были внизу, а это уже плохо.
