- Это к лучшему, Ярослав Константинович, раньше кончим войну, - улыбнулся контр-адмирал.
О Колышкине на флоте ходили легенды. Он первым из подводников-североморцев был награжден Золотой Звездой Героя Советского Союза. Коренной волжанин, сын крестьянина, он начал трудовую Жизнь мальчиком в кожевенной лавке. Потом сбежал от хозяина и поступил на нефтяную баржу. Зимой, когда баржа стояла в затоне, он жадно учился, много читал. Позже по комсомольскому набору попал на флот. Годы, проведенные на Севере, сделали его знатоком этого сурового края. Не было случая, чтобы вновь назначенного командира подводной лодки контр-адмирал не опекал во время его первого боевого выхода.
Строгий начальник, Иван Александрович всегда являлся желанным собеседником для матросов, старшин и офицеров, которые видели в нем не только командира, но , и воспитателя и друга.
Вместе с Колышкиным и Трипольским я был вызван к командующему флотом адмиралу Головко для получения особых указаний.
Когда мы после непродолжительной беседы с адмиралом вернулись на пирс, Глоба доложил о готовности корабля к выходу.
Колышкин и Трипольский обошли все отсеки, побеседовали с матросами и старшинами. Затем экипаж был собран во втором отсеке, и Колышкин обратился к нам с короткой напутственной речью.
- Ваш выход, - говорил он, - совпадает с днем, когда столица нашей Родины Москва будет салютовать доблестным войскам Карельского фронта, кораблям и частям Северного флота, овладевшим сегодня старинной русской крепостью Печенга. Вы будете добивать убегающего врага. Киркенес еще не взят нашими войсками. Его начнут штурмовать, когда вы будете на боевой позиции. Не выпускать ни одного живого фашиста из баз - вот ваша задача. Нарушать вражеские коммуникации! Топить все корабли врага!.. Желаю успеха! Ждем вас с победой!*
- По местам стоять, со швартовов сниматься! - скомандовал я, как только Колышкин, Трипольский и сопровождавшие их офицеры штаба сошли на пирс.
Мой помощник Глоба, теперь уже капитан-лейтенант, подал команду на руль:
- Право на борт!
Подводная лодка, дрогнув, начала разворачиваться. Заработали дизели, и мы двинулись в Баренцево море.
Постоянные штормы и плохая видимость требуют от моряков, плавающих в суровом Баренцевом море, большого напряжения и выносливости. И тем не менее трудно передать словами то ощущение, которое охватило меня, когда мы вышли на широкие просторы этого грозного моря. Я стоял на мостике и не отрываясь смотрел на свинцово-черные злые волны, разбивавшиеся о нашу лодку.
Из центрального поста сообщили, что радисты принимают приказ Верховного Главнокомандующего об освобождении Печенгской области. Текст приказа был передан по отсекам подводной лодки. Весь наш экипаж с радостью узнал об, освобождении последнего кусочка родной земли.
- Ну что, Трапезников? - шутливо обратился я к матросу. - Кто из нас прав? Говорил я, что мы до конца войны успеем еще совершить боевой поход? Помните?
- Помню, конечно! - заулыбался матрос. - Вы еще сказали тогда, что утопим... транспорты...
- А как же? Зачем же мы идем на позицию в такую даль? Или вы хотите сказать: "Не говори гоп, пока не перепрыгнешь?" Я вам отвечу: "А когда перепрыгнешь, незачем и гоп кричать".
- Вовремя надо прыгать, а не кричать!
Все в отсеке с интересом прислушивались к нашей беседе.
Боевая позиция, на которую шла лодка, была у мыса Нордкин - самой северной оконечности европейского континента. Вражеские суда не могли обойти этот район. Они старались, где это было возможно, проходить внутри фиордов, в шхерных районах, узкостях, затруднявших действия советских подводных лодок. Наиболее опасные места фашистские суда проходили ночью и в непосредственной близости от берега.
Высокие скалистые берега служили хорошей маскировкой для кораблей. На темном фоне, особенно если луна светила со стороны берега, очень трудно было заметить даже большие транспорты и. корабли.
Первый день маневрирования не дал результата. Мы не обнаружили ни транспортов, ни других каких-либо вражеских судов. Не было видно признаков жизни и на суше. Побережье словно вымерло. Почти над самым перископом хмуро нависали крутые скалы Нордкин.
За день подводного маневрирования нам удалось просмотреть и изучить всю береговую черту района позиции.
С наступлением темноты мы, как обычно, всплыли в надводное положение и продолжили поиск над водой.
Вахтенный офицер, два сигнальщика и я, не отрываясь ни на секунду, "шарили" своими "ночниками" по мглистому горизонту. Однако на визуальное обнаружение вражеских судов было мало шансов. Видимость не превышала полутора десятков кабельтовых, а временами была и меньшей. Это означало, что практически мы были не в состоянии контролировать даже одну треть отведенного нам района боевой позиции. В этих условиях мы снова, как некогда на Черном море, полагались на нашего корабельного "слухача" Ивана Бордок.
За время пребывания в Англии Бордок не только не отстал от современного уровня подготовки, но и сумел улучшить и усовершенствовать методы своей работы с приборами. Он целыми днями просиживал в гидроакустической рубке еще не принятой от англичан подводной лодки, прислушиваясь к шумам от кораблей в базе.
Англичане серьезно считали, что он готовится на всемирный конкурс гидроакустиков.
Такое отношение к делу не замедлило принести свои плоды.
Было четыре часа сорок семь минут, когда из центрального поста доложили: "По истинному пеленгу двадцать семь шум винтов большого судна. Идет влево!"
На двадцать четвертой минуте стал вырисовываться силуэт одинокого танкера, шедшего, судя по густо валившему из трубы дыму, форсированным ходом.
Я скомандовал ложиться на боевой курс, и лодка сделала двухторпедный залп с дистанции около пяти кабельтовых. Но прошло несколько минут, а взрыва не последовало. Противник, видимо, так и не знал, что по нему только что были выпущены торпеды.
- Оба полный вперед! - до боли сжав зубы, подал я новую команду.
Подводная лодка снова устремилась в атаку, В шесть часов двадцать минут мы снова сумели занять позицию и выпустили две торпеды из носовых торпедных аппаратов.
Дистанция залпа была не более пяти кабельтовых, но увы!.. Торпеды опять не попали в цель. На этот раз мне удалось заметить, что торпеды прошли по носу танкера.
Стало ясно, что скорость противника была меньшей, чем мы полагали. Четыре боевые торпеды были израсходованы зря... Но у нас оставались еще две не выпущенные торпеды, и я решил попытаться еще раз выйти в атаку.
К сожалению, момент был упущен: скорость подводной лодки не позволяла догнать противника и занять позицию для залпа. Да и танкер, как мне показалось, уже обнаружил присутствие советской подводной лодки и увеличил скорость хода.
