Ночами они вылезали из своих нор и шли убивать ни в чем не повинных граждан. Списывали свою месть на «стукачество» жертв органам советской власти.
Под бандеровскими фугасами погибали паровозные бригады, катились под откос вагоны с народно-хозяйственными грузами. Однажды отец пришел домой опечаленный.
— Что случилось? — спросила мать с тревогой.
— Друг погиб… Солошин, вы же помните его, бандиты подорвали. Мужик прошел всю войну — ни царапины и вот тут в «мирное время» сложил нелепо голову, — простонал отец.
— Конечно, помню, жаль, хороший человек был.
Вскоре черная туча опасности пронеслась и над нашей семьей. Это было глубокой январской ночью 1946 года. Накануне отца вызвали в поездку. Бабушка Мария Захаровна услышала подозрительную возню за окном. Разбудила сноху Агафью.
— Слышишь?
— Ага!..
— Кто-то вытаскивает стекло в окне.
Только она поведала об этом, как неизвестный выдавливать одну из досок внутренней щитовой ставенки. Наконец, одна из тонких дощечек поддалась усилию рычага, и кусок ее отлетел в сторону. В образовавшийся проем полился яркий золотистый поток лунного света. На кухне стало светло. Разбуженные на печи мы с сестрой могли теперь наблюдать, как чья-то рука пыталась выломать оставшуюся часть доски. Потом она ухватилась за подоконник. В это время у окна оказалась Мария Захаровна с топором. Она размахнулась и с силой опустила его на руку грабителя. Кисть отлетела и запрыгала на полу в конвульсиях, словно желто-зеленая лягушка.
В то же мгновение душераздирающий крик потряс округу. Через минуту послышались сначала одиночные выстрелы, а потом прогремели две сухие автоматные очереди…
Утром приехала повозка с солдатами. Наверное, то были энкавэдэшники, которые забрали трупы безрукого, его кисть и еще двух бандитов, убитых патрулем. Патруль случайно оказался на месте события. Все было по правилам: они охраняли покой в городе и боролись с мародерами, грабителями и бандитами.
Приехавший из поездки глава семейства взволнованно слушал торопливый и сбивчивый рассказ матери и жены о событиях ночи…
— Как чувствовал, что что-то должно случиться, — пояснял глава семейства. — Когда я шел в поездку, видел двух подозрительных типов, бесцельно круживших на пустыре возле нашего дома. По всей видимости, это были ночные пришельцы — лесные братья, бандеровцы…
— Ну, что им надо от нас — простых трудяг, мы же не власть и не военные.
— А, шоб воны повыздыхалы, кровопийцы, — подытожила бабушка Мария Захаровна. — Яки воны украиньци, колы рижуть и рубають своих беззахьютных землякив. Шастают по селам та по окраинам города.
— Голодные, видно, — тихо промолвила Агафья.
В этих словах была святая правда. Палачи не только мстили «восточникам», «советским», «приезжим» за их работу на власть, но и, теснимые отовсюду за свои злодеяния, не могли ни спокойно отоспаться, ни вдоволь поесть. Все они были повязаны преступной кровью. Кровь, как говорится, бывает двух видов: та, что течет в жилах, и та, что вытекает из жил. Они были приверженцами последней.
Свою власть они недаром называли «страшной».
«С этой тщательно законспирированной организацией, — как писал Алексей Чистяков, — СМЕРШу и пришлось воевать сразу после освобождения Украины. До конца войны и в первые годы после нее советская власть заканчивалась в районных центрах. В селах хозяевами были бандеровцы. Чтобы покончить с этим, после войны в Западной Украине в каждом селе стали размещать гарнизоны. На одну Ровенскую область понадобилась целая 13-я армия, после чего все стало вставать на свои места. Бандитов загнали в лес и лишили снабжения, а СМЕРШ стал уничтожать в первую очередь главарей…»
После их ликвидации банды распадались, так как большинство людей было мобилизовано в УПА под страхом экспроприации собственности, поджога жилища и убийства родственников.
★ ★ ★
Об одной операции СМЕРШа, внедрившей в ряды ОУН — УПА военного контрразведчика Ю.В. Тараскина, находившегося там до 1947 года, и пойдет ниже речь. Он вспоминал, что в 1946 году «…мы перебили банды на уровне куреней, кошей и сотен. А вот службу безопасности, или на их языке — «безпеку», этих жесточайших палачей, нам добить толком не дали. Когда в 46-м мы вышли на уровень надрайонного руководства, следы потянулись в ЦК Украины во главе с Хрущевым. Тут нас и остановили. Тогда и свернулась работа по борьбе с бандеровцами в Ровенской и Львовской областях…»
Были ликвидированы отделы СБ, ОКР СМЕРШ, ББ (борьба с бандитизмом). Сняли с должности генерала Трубникова, руководителя Ровенского управления НКВД, и генерала Асмолова в Львовской области. А из Киева во Львов перевели по указанию Хрущева генерала Рясного, как оказалось после, в какой-то степени сочувствующего националистам. В результате чего служба «безпеки» учиняла расправы над нашими людьми вплоть до 50-х годов.
После смерти Сталина, по данным Тараскина, в результате амнистии, проведенной Хрущевым, вышли на свободу все активные участники УПА — ОУН, возвратившиеся к себе на родину. В 1950–1960 годах происходило тихое восстановление ОУН. Начали они с выдвижения своих людей на партийные и хозяйственные посты, были случаи приема проводников идей ОУН и политреферентов ОУН в комсомол с дальнейшим карьерным ростом (яркий пример — Леонид Кравчук). А тех, кто им мешал, или запугивали, шантажируя жизнью близких, или под видом несчастного случая или бытовой ссоры убивали. Далее он говорил: «В 1974 году я приехал на Западную Украину, и мои друзья рассказали, что на многих высоких партийных и хозяйственных постах, не говоря о мелких, особенно в сельской местности, в Ровенской, Львовской, Ивано-Франковской областях стоят люди ОУН. Бывший до 1972 года первым секретарем ЦК КП Украины Шелест скрывал все это от Москвы. Как человек, знавший почти всю бандеровскую верхушку, хочу отметить их повальную продажность, жажду денег. И это на всех уровнях, от верха до низа. Там не было идеалистов, просто каждый желал за счет своего положения урвать побольше материальных благ…
Призывом в УПА руководили коменданты мобилизационных отделов, в случае больших потерь в УПА по системе связных станичным передавались требования на мобилизацию нужного количества людей, за уклонение от призыва — расстрел. Особое внимание хочу уделить «сотне отважных юношей» и такой же «сотне девушек» при отделе особого назначения. Это была настоящая кузница кадров ОУН — УПА. Вся молодежь делилась на три возрастные группы, 10–12 лет, 13–15 лет и 16–18 лет. У всех этих половозрастных групп были свои задачи, действия и спрос.
