Он рассказывал много и о разном. Я начну с интервью во время съемки. Иоселиани говорил: «Когда Андрея спрашивали, почему он все же остался здесь, он отвечал: „Чтобы досадить им“. И все же это люди, которым нельзя досадить, которых абсолютно нельзя изменить».
Слова Иоселиани касаются самой болевой точки невозвращения. Порвать с Россией навсегда и остаться на Западе?! Тут уж услужливые «патриоты» подбрасывают: «предатель». Ведь слышали много раз, и в последнее время можно услышать. «Досадить» и остаться поработать на Западе вне рамок Госкино, как будто свет клином на нем сошелся?! А почему нет? Что тут плохого? Ведь работают же свободно и Иоселиани, и Кончаловский?!
«Боль, причиненная ему, боль утраты привычного окружения, среди которого он прожил пятьдесят лет, не была ни в коей мере связана с мечтой о жизни на Западе», — говорил Отар. Мудр как змей.
Через два года мы с Мариной и дочерью снова оказались в Париже. Встретились с Иоселиани и убедились, что этот грузин по-прежнему крепко пьет водку, хорошо разбирается в людях и снимает удивительные, ну просто гениальные картины. Уделил нам время. Посидели в ресторане на Елисейских Полях. Но дело не в Полях, с хорошим человеком и просто на скамейке сидеть приятно. А уж вспоминать о Тарковском — вещь замечательная. В этот раз Отар рассказал, как они с Андреем решили уединиться и поговорить по душам. Пошли в ресторан. Это было уже когда Андрей «остался». И вдруг видят жену Андрея. Она бегает вдоль окон ресторана и заглядывает в них, высматривает их, хотя Андрей ясно попросил ее, чтобы не мешала их разговору с Отаром. Андрей уже пожил на Западе, уже были мысли об этой жизни. Нужна ему была эта русская задушевная беседа.
И тогда в интервью Иоселиани я «слышу» их разговор: «Правда, он испытал нечто вроде удовлетворения. Но он постоянно говорил мне, что здесь царит определенная примитивность мышления, мелкобуржуазный склад ума, которого он не переносит. Он становился все печальнее и в заключение сказал, что на земле нет рая и что человек рожден, чтобы быть несчастным. С самого начала он был осужден на несчастье, страдания и печаль».
Для подобных бесед посторонние лица не нужны. Да Лариса и не поняла бы, ведь она была в восторге от Запада, сбылась ее мечта. Но жена в данном случае — дело десятое. Важны уже какие-то итоги жизни, итоги довольно грустные, но из которых совсем не следует, что человек сломался или пожалел о принятом решении. Просто он попал в непривычную среду. Просто увидел обратную сторону Запада, где деньги решают все, столкнулся с проблемой чисто финансовой, которой у него не было в Союзе, — я говорю о деньгах на постановку фильмов. Но он полон планов — житейских, но главное, творческих. У него много идей, и дело теперь только в деньгах, в поисках продюсеров, которые согласились бы эти идеи осуществить. Приходится ждать. Необходимость писать гневные письма о том, что его травят и годами не дают работать, отпала. Здесь, на Западе, нужно уметь ждать. Ждать денег. Там травили, но деньги давали. Здесь превозносят, но денег нет.
Два друга — Андрей и Тонино
5 марта 1982 года Тарковский улетел в Италию для съемки «Ностальгии». Но начал он свою работу совсем с другого фильма. И начал двумя годами раньше. Тогда мы об этом не знали. Писать о режиссере, уехавшем снимать фильм за границу, было не принято, то есть запрещено, и надолго, «впредь до особого распоряжения». Это теперь мы можем взять с полки видеокассету и посмотреть. Я держу ее в руках, и кассета для меня — как свет погасшей звезды, дошедший до нас через многие годы. Банально, но ясно, кто будет спорить? Фильм называется «Время путешествия Андрея Тарковского и Тонино Гуэрры». На экране — телевизионный по производству, авторский по жанру и одновременно рекламный фильм. Так везде принято. Итальянскую публику нужно было готовить к появлению Тарковского в Италии. И уже название представляет зрителям двух знаменитостей — итальянского поэта и сценариста и русского режиссера.
Авторов фильма здесь двое, они не расстаются ни в путешествии, ни на экране. Гуэрра показывает Андрею Италию, ее людей, жилища, демонстрирует приготовление пищи и саму трапезу. Тут и вкусная еда, и отличные типажи, и замечательная музыка. Мы видим в фильме старинные церкви и классические итальянские пейзажи. Эпизоды бытовые чередуются с разговорами об искусстве и жизни. Тонино Гуэрра представляет зрителю Тарковского, часто отходя на второй план и великодушно уступая гостю место на экране: это русский художник кино, познакомьтесь с его размышлениями об искусстве, о жизни и смерти, вглядитесь в его лицо, руки, пластику, манеру речи, послушайте, как он говорит. Фильм интересен отпечатком творческой личности Тарковского во всем — в характере размышлений, в монтаже, в знакомом тягучем ритме. В одном из эпизодов звучит потрясающая итальянская музыка в народном духе, которую так любил Андрей, отчего и эпизод становится простым и чувственным. А в общем, это проба «Ностальгии» и, как я уже упоминал, реклама будущего фильма. Андрей в фильме немногословен и сдержан. Сосредоточен в кадре, потому что идет съемка. Он следит за движением камеры, партнера — Тонино — одним словом, занимается работой.
Первый раз в своей жизни Андрей Тарковский выехал за «железный занавес» (за границу) не куда-нибудь, а в Италию, и не как турист, а как кинорежиссер, и вернулся оттуда не с каким-нибудь там ерундовым сувениром, а с главным призом Венецианского фестиваля — «Золотым львом Святого Марка». Было ему ровно тридцать лет. Год 1962-й.
Косматый «Золотой лев» — приз большого размера, в высоту примерно сантиметров двадцать пять, а может быть, и больше. Андрей и Вадим Юсов уже в Москве держали на руках тяжелого «Золотого льва», взвешивали его, как на базаре, подымали вверх и опускали вниз, как спортсмены гирю, и пытались понять, из чистого золота он или так, фуфло. Говорят, что у них были при этом серьезные лица. Даже аккуратно ковырнули пальцем — оказалась позолота. Заслюнили обратно. Было смешно и радостно, как в итальянских комедиях. Все равно — золото. Только «Золотого льва» быстро отобрали у Тарковского и спрятали в шкафу «Мосфильма».
А у судьбы свой закон: раз Италия понравилась (а кому она может не понравиться, сразу, с ходу и на всю жизнь), то побываешь еще. Наверное, про закон судьбы я выдумал. Но Тарковский бывал потом в Италии неоднократно. И многое в его жизни оказалось связано с ней.
Как рассказывают друзья, самого Феллини учил, как нужно снимать фильмы, по-серьезному, по-тарковски, без всех этих хохмочек и загибов. Ну, как, например, снимает Микеланджело Антониони.
