Порой Путин позволял себе высказывания, тональность которых, несмотря на недостаточную точность формулировок и отсутствие конкретных примеров, вызывала тревогу у профессиональных политиков, всерьез озабоченных обеспечением безопасности на европейском континенте. Так, например, после президентских указов о введении средних школах военного обучения и массовом призыве на военные сборы на Западе сразу же поднялась волна антироссийских настроений и еще громче зазвучали голоса тех, кто утверждал, что события в России начали развиваться по наихудшему сценарию, а определяющим фактором новой политической системы станет постепенная милитаризация важнейших сфер общественной жизни. Ведь о такого рода явлениях в постсоветский период уже успели забыть. Команда Путина так и не сформулировала ко дню выборов четкие концептуальные основы будущего экономического развития, но зато представила широкой общественности новую доктрину национальной безопасности. Так можно ли с полной уверенностью утверждать, что многоходовая хитроумная «большая игра» за право завладеть одной из богатейших в мире стран закончилась? На этот вопрос мы с полным основанием можем ответить: «Нет!» Ее финал еще не предрешен. Россия вновь на развилке исторического пути. Одна из наиболее могущественных финансово-промышленных группировок, используя материальные и административные ресурсы, а также различные способы информационного воздействия на электорат, добилась избрания президентом своего ставленника. Однако новый политический лидер сразу же ясно дал понять, что не намерен идти на поводу ключевых фигур прежней команды. Человек спортивного телосложения, крепким рукопожатием и холодным блеском в глазах, умеющий держать в памяти огромный объем информации и скрывать нервное напряжение, уже продемонстрировал умение консолидировать вокруг себя всю властную элиту, а не только один ее узкий слой, представленный близким Ельцину и его домочадцам политическо-предпринимательским кланом.
Широкая поддержка населением обеспечивает Путину свободу политического маневра и предоставляет шанс вывести страну из продолжающегося десять лет экономического спада с помощью даже непопулярных мер, но которые дадут мощный импульс общественному развитию. Путин уже доказал, что свойственный ему аккуратный стиль принятия решений и претворения их в жизнь в отличии от столь любимых Ельциным «аппаратных революций» позволяет хоть и медленно, но двигаться вперед. Российский вариант «китайской» модели общественного устройства означает не возврат к репрессивному режиму и политико-идеологическому монополизму, а всего лишь минимизацию влияния олигархов на государственные институты, ограничение их деятельности определенными рамками. Не следует забывать, что выстраивание новых отношений власти с политической элитой, финансово-промышленными магнатами, и обществом происходит в условиях кризиса российского либерализма. Тем не менее главная задача нового президента на рубеже веков — создание нормальных условий для развития страны.
У собравшихся в конференц-зале штаб-квартиры Немецкого общества по изучению внешней политики на Раухштрассе были строгие лица. К середине февраля 2000 года новый кремлевский лидер уже в значительной степени определил внешнеполитический курс России. Перед представителями берлинского политико-экономического истеблишмента выступал новый председатель Комитета по международным делам Государственной Думы тридцативосьмилетний Дмитрий Рогозин. Он заявил, что «Россия готова к сотрудничеству, но не намерена все терпеть» и перечислил по пунктам прегрешения Запада. Агрессия против Югославии, совершенная с грубейшим нарушением международного права, то есть без санкции Совета Безопасности ООН, в котором Россия имела право вето. Настойчивое проталкивание администрацией США плана отказа в одностороннем порядке от выполнения условий договора по противоракетной обороне 1972 года под предлогом необходимости создания эффективной системы обороны страны от межконтинентальных ракет. Тем самым нарушился стратегический паритет между двумя ядерными державами. А отказ сената США ратифицировать договор о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний обрек на провал все дальнейшие попытки воспрепятствовать распространению оружия массового поражения.
Развертывание широкой кампании протеста против военных действий в Чечне с подключением к ней политических, общественных и правозащитных организаций, сопровождаемое угрозами отсрочки или даже полной приостановки предоставления западных кредитов — проделывая это, Запад, по словам Рогозина, совершенно не представляет себе истинных масштабов зверств и насилий, совершаемых чеченскими боевиками, и упорно отказывется признать за Россией право на защиту своей территориальной ценности.
Рогозин подверг резкой критике российских специалистов по информационным технологиям за их непрофессионализм. По его мнению, федеральные власти так и не смогли внятно объяснить Западу, что именно происходит в Чечне и какие силы заинтересованы в дестабилизации обстановки на Северном Кавказе. Очевидно, слова Рогозина нашли отклик в Кремле. Во всяком случае ответственным за информационное противодействие чеченским сепаратистам был назначен не кто иной, как бывший пресс-секретарь Ельцина Сергей Ястржембский, работавший вместе с Путиным в президентской администрации. Отныне опытный дипломат выполнял ту же роль, что и представитель НАТО Джами Ши во время военного конфликта в Косове. В конце выступления Рогозин сменил интонацию и счел нужным подчеркнуть, что «президент Путин испытывает особые чувства к вашей стране». Вел заседание посол, несколько лет проживший в России. Он сразу насторожился, услышав, как кто-то в первом ряду прошептал: «Сейчас выложат немецкую карту». Рогозин и Ястржембский представляли новое поколение российской дипломатии. Самоуверенные, не скрывавшие своих антикоммунистических взглядов, свободно владеющие иностранными языками и привыкшие проводить отпуск на средиземноморском побережье, они даже внешне ничем не отличались от жителей западноевропейских стран или США и превосходно знали западный менталитет и западную систему ценностей.
Если бы не война в Чечне, этих недавно пришедших в политику молодых людей встретили бы за рубежом с распростертыми объятиями. Несколько раздражали, правда, их великодержавные амбиции. Ради величия государства они были готовы даже пожертвовать демократией и нисколько не сомневались в том, что Россия по-прежнему является одним из важнейших факторов мировой политики. Ее новая правящая элита обладала качественно иным историческим опытом и по-иному относилась к действующим в эпоху глобализации в системе международных отношений правилам игры, чем политический клан западных стран. Это поколение не стеснялось открыто проявлять патриотизм, повсеместно считавшийся на Западе чуть ли не анахронизмом XIX века. Известный внешнеполитический обозреватель Алексей Прудков на прошедшей в конце января 2000 года в Берлине первой сессии Европейского союза, посвященной положению в Чечне, произнес знаменательную фразу: «Мы чувствуем, что являемся великой державой. Без этого чувства мы лишимся объединяющей идеи». Александр Солженицын призвал Запад, вот уже тридцать лет, по его мнению, упорствующий в своих заблуждениях, наконец одуматься и понять, что после падения коммунистического режима Россия сможет стать современным демократическим государством лишь при условии ее возврата к традиционным ценностям XIX века.
