Когда арьергарды отводились в пределах десяти километров от новых основных позиций, управление боевыми действиями вновь сосредоточивалось на основных частях. Момент окончательного сбора арьергардов диктовался тогда нуждами самих основных сил. Только в исключительных случаях посредством прямых приказов вмешивался командир корпуса с целью координации боевых действий дивизий.
Чем ближе 14-й танковый корпус подходил к Арно, тем яростнее становились бои, поскольку именно там наши дивизии могли закрепиться. Если бы корпус уклонялся от боев, то противник, вероятно, смог бы использовать открытую местность для прорыва наших действующих позиций на Арно. Он мог отбросить наши слабые арьергарды к основным силам и разбить их до того, как им удастся организовать стабильную оборону.
Во всяком случае, до Арно нам пришлось вести решительные бои. Перед тем как занять новые боевые позиции, которые предстоит удерживать в течение некоторого времени, важно заставить противника приложить максимум усилий, чтобы ослабить его и помешать ему немедленно начать энергичную атаку на новые препятствия. Если обороняющаяся сторона внезапно прекращает успешный оборонительный бой, она выигрывает время и быстрее может занять новую линию обороны.
Такой метод уже принес нам успех в Кассино. Разумеется, новую основную боевую линию надо было занимать в тот момент, когда сильные части дивизии еще вели бой на передовой, если только все дивизии целиком вдруг не оказывались в состоянии занять эту линию. Части, стоявшие на передовых позициях, должны были быть готовы в любую минуту отойти на основную боевую линию. Если им это удавалось, обороняющаяся сторона получала преимущество, по крайней мере на некоторое время.
Основная тяжесть ожесточенных боев легла на плечи 26-й и 90-й гренадерских моторизованных дивизий. По пути на фронт я обычно проезжал мимо старинного императорского дворца Сан-Миниато. Добраться до полевого штаба генерала Бааде можно было только, проехав через заградительный огонь в Палайе. Мы с трудом пробирались сквозь заросли по склонам холмов, пытаясь найти бреши между разрывами снарядов. В память об этом опыте я написал для замечательной ежедневной газеты дивизии Бааде следующее:
«Для меня всегда было удовольствием приезжать в вашу дивизию в те времена, когда она входила в состав моего корпуса, ибо у вас я видел настоящие бои и принимал в них участие. Полевые штабы всегда служили наблюдательными пунктами. Оттуда можно было видеть, как противник сосредоточивает свои силы и атакует, как он ведет огонь и как взаимодействуют наши рода войск. Мне как командиру очень важно было видеть все это, поскольку я получал полную картину обстановки.
Но что еще больше привлекало на основную боевую линию вашей дивизии, так это возможность увидеть вас в бою. Там, по выражению вашего дивизионного командира, «каждый делал свое дело». Действия всех войск управлялись, казалось, невидимыми поводьями. Каждый солдат производил впечатление бывалого воина, не ждущего указаний, а, казалось, отлично знающего по прежнему опыту, что от него требуется в любой обстановке. Кроме того, каждый солдат хорошо осознавал, что в любой критической обстановке нет лучшего выхода, чем сражаться, и сражаться упорно.
Как бы ни было трудно, как бы ни силен был враг, как бы ни серьезны были наши потери, меня всегда встречали бодрые лица бойцов. Это придавало мне новые силы для выполнения моих задач. Я благодарю дивизию и всех солдат, с которыми познакомился за эти дни сражений».
На обратном пути из этого района ожесточенных боев я вновь погружался мыслями в красоту тосканского пейзажа. За длинными рядами кипарисов сверкали охристого цвета фасады больших вилл. Природа переживала бурный летний расцвет. Неподалеку от основной дороги, вблизи Кастель-Фьорентино, где царил мир, я обнаружил маленькую церковь Скорбящей Мадонны с фресками Беноццо Гоццоли. На протяжении пятисот лет она была объектом внимания главным образом историков. Для меня этот визит тоже оказался историческим, вызвав воспоминания о фресках того же художника в знаменитом Кампозанто в Пизе. Эти великие флорентийские художники не допускали натурализма в своих картинах. Фра Анджелико, во всяком случае, типичный представитель этой школы.
Когда мой корпус занял позиции у Арно, противник ограничился разрушением мостов через эту реку в тылу наших дивизий, но это не вызвало паники. Благодаря низкому уровню воды удалось за несколько дней соорудить броды, преимущество которых состояло в том, что они оставались невидимыми для воздушной разведки. За Арно на участке нашего корпуса установилось относительное спокойствие. Вновь подтвердилось, что река как часть оборонительной позиции может обеспечить значительное преимущество. Берег реки, прикрывавший наши позиции, давал войскам ощущение безопасности, в котором они так сильно нуждались. Прямо перед ними было открытое простреливаемое пространство, а река во многих местах служила преградой для танков.
16 июля штаб моего корпуса перенес свой командный пункт в окрестности Пистои, где он и простоял месяц. Долина Арно лежала, изнемогая от зноя. Южные стены стоящей на самом солнце виллы поглощали столько жара, что продолжали отдавать его всю ночь. У нас был бассейн и множество других удобств, однако, на мой взгляд, место расположения было не самое приятное, потому что там не хватало домашнего уюта.
Мои поездки на фронт приобрели теперь характер инспекционных. Зелень в это время года становится темнее, следом за виноградом и злаками поспевают багряные персики и золотисто-зеленые груши. Кукуруза стоит высокая, словно джунгли, а земля все больше иссыхает.
Участок нашего корпуса включал города Пизу, Лукку и Пистою. Как и Флоренция, Пиза находилась на линии фронта, но боев в ней не было. Я еще раз посетил этот город, так сильно отличающийся от всех остальных итальянских городов, и опять задержался у фресок Кампозанто, представляющих работы многих мастеров.
Лукка находилась за линией фронта. Она окружена стеной и страдает отсутствием архитектурных достопримечательностей. В то военное время она казалась еще более неживой и запустелой, чем в мирные дни. Я мог полностью погрузиться в атмосферу XII века, откуда вели свое происхождение прекрасные церкви и такие образцы романского искусства, как Сан-Фредиано, волшебный фасад Сан-Микеле, порталы Сан-Пьер-Сомальди, Сан-Алессандро и Санта-Мария-ди-Фьори. Собор Сан-Мартино вместе с соседним Сан-Джованни и расположенными рядом садами образуют ансамбль, в котором архитектура превращается в ландшафт.
Пистоя тоже находилась за линией фронта, но пострадала гораздо больше. Церкви Сан-Джованни Форчивитас и Сан-Доминико были разрушены в результате бомбардировок. Другие романские шедевры, такие, как очаровательная высокая церковь Сан-Андреа и хорошо сохранившаяся Сан-Бартоломео, все еще стояли. Любимой церковью местных жителей, живших за закрытыми дверями, кажется, была Сан-Франческо, которая считается готической, хотя здесь ее называют францисканской, поскольку она связана с распространением этого ордена. Это просто большой зал, который долгое время не использовался, вплоть до недавнего времени, пока его не украсили новыми декоративными окнами и заново не освятили. Ее ризницы украшают фрески Капаны.
Во время одной из поездок на фронт я, как обычно, вышел из машины и пошел пешком, чтобы укрыться от огня противника. Под палящим солнцем мы шли, раздевшись до пояса, через поля и виноградники. В деревне, которую мы собирались обойти, на фоне солнца возвышалась церковь. Но так как артиллерия противника молчала и не нарушала полуденный летний покой, мы поднялись к ней и окинули взглядом долину Арно. Задний план представшей перед нами картины стал гораздо синее, как на картинах Леонардо да Винчи. Когда мы покинули эту деревню, я сверился с картой, чтобы определить наше местонахождение. Мы смотрели на долину Арно из Винчи!
В то время, когда мы еще только двигались на позиции у Арно, Высшее командование уже задумывалось о том, как долго их надо удерживать. Это было совершенно несвойственно для ОКБ – сдавать позиции, которые еще не прорваны противником. «Готская линия» была еще не готова. На самом деле новая позиция никогда не бывает готовой. Лично мне эта линия не нравилась, потому что, будучи расположена на склоне, она опять была открыта для противника. На больших участках она проходила через лесистую местность. Чтобы создать сектор обстрела, необходимо было вырубать деревья на значительной площади, что делало наши позиции еще более заметными. Опыт научил меня, что такие лесные позиции, имеющие ограниченный радиус обзора, легко потерять в случае просачивания противника. Когда мы еще вели боевые действия в центре Италии, я, помнится, слышал жесткую критику этой «Готской линии» со стороны специалистов по боевым действиям в горах.
