Майор Зорич приказал именно здесь сделать привал. Выставив боевое охранение, группа с удовольствием расположилась на отдых. Бойцы делились воспоминаниями о своей недавней рискованной вылазке. Рассказывали интересные подробности, как застали врасплох гитлеровцев.
— Десятка два отправили к праотцам, они уже отвоевались и больше не будут паскудить землю Словакии, — заметил улыбающийся Агладзе.
— Я думаю, больше нащелкали, а сгоревшие машины и уничтоженные боекомплекты — это ли не подарок нашим братьям, — решил более детализировать результаты вечернего налета Владимир Степанов. — Я насчитал более сорока поверженных фрицев.
— Мы с «другом Пашей», — грузин похлопал по прикладу автомат ППШ, — ни одну пулю не отправили за молоком. Все нашли живую цель, чтобы через мгновение сделать её мёртвой.
— Да, твой Паша поработал прицельно, — согласился Владимир.
Агладзе в иронично-насмешливом тоне рассказал ещё один интересный эпизод:
— Когда я открыл огонь по автомашине, из-под тента кузова спрыгнул перепуганный долговязый немец. Он уронил винтовку, а потом наклонился, чтобы её поднять. И в это время в грузовике взорвались, очевидно, ящики с боеприпасами. Бедолагу взрывная волна подбросила так высоко, что он шлепнулся почти рядом со мной. Лежит естественно без винтовки на спине и стонет, вращая широко открытыми молочными глазами — одни белки светятся. Но он всё-таки увидел меня и тут же вмиг разложил руки крестом. Лежит и вдруг как заорёт: «Гитлер капут! Гитлер капут!»
Верещал, как недорезанная свинья. Потом вижу у него полбока вырвано. Пожалел я на фрица пулю — не стал тратить пороха. Когда же поднялся и пошел в гору, оглянувшись, увидел, что он стал креститься, — наверное, силы покидали его вместе с жизнью. Видно, католик, что ли? Потом он затих — видно, испустил дух. С таким ранением он не жилец.
Другие партизаны тоже обменивались своими впечатлениями о налете на немецкую колонну.
Степанов поведал, что сразил наповал фашистов, мостившихся на гребне насыпи открыть по партизанам пулемётный и миномётный огонь.
— Гляжу, выскочили пятеро и давай устанавливать пулемёт, а рядом, вижу, тащат станину миномёта, и как только они собрались в кучу и что-то лающим языком стали обсуждать, я дал длинную очередь. Всех скосил — больше они не встали.
Зорич тут же дал команду радистам связаться с Центром. Слава Бондарь и Нина Чопорова в тот же миг застыли у рации. Они передали информацию о точном месте нахождения группы на маршруте движения к цели и, конечно же, «похвастались» реальной боевой удачей на перевале. Сказали о ней действительно скромно — несколькими словами.
Ответа долго дожидаться не пришлось. Шифровка скоро была в руках у командира группы.
Слово Святогорову:
…
«Как я и предполагал, радостного в ней было совсем мало. А если по правде, то ничего. В частности, мне ещё раз напомнили, что отряд наш — особого назначения, с четко определенным местом дислокации, строго очерченными разведывательно-диверсионными функциями в нужном районе действия. За то, что я отвлекся на несвоевременную акцию, на первый раз майору Зоричу объявляется выговор.
Все правильно: пришлось покаяться, доложить „есть“, что означало — предупреждение принято во внимание.
И всё же в душе, никому никогда в том не признаваясь, я с удовольствием вспоминал ту нашу первую вылазку на словацкой земле. Вопреки народной мудрости она вовсе не напоминала тот первый блин, который бывает на непрогретой сковородке комом. Да, я уступил искушению, подставив себя, но своих подчиненных в обиду не дал».
Десантники, конечно, рисковали, но больше всех рискует тот, как говорит народная мудрость, кто не рискует. Зорич понимал, что нарушение приказа вышестоящего руководства было налицо, но он взял на себя всю ответственность за данное превышение полномочий.
В этом поступке десантники видели в своем командире человека смелого, решительного и неспособного переложить груз вины на чужие плечи. Они его ещё больше «зауважали»…
Зорич не переживал за то, что не похвалили за вылазку, что не получит награду, а схлопотал «выговорешник». Он был рад, что никого не оставил навечно «отдыхать» на поле недавнего боя. Командир был доволен, что его подчиненные уничтожили несколько мотоциклов и автомашин с боеприпасами, десятки потенциальных убийц, неспособных уже лишать жизни других его друзей по войне. Он был горд за отвагу и тонкий расчет разведчиков, проверивших себя в деле.
И всё же после этого случая он дал зарок, — не мелочиться, а идти к главной цели, чтобы выполнить конкретное задание Центра. Нельзя жить по принципу, если нельзя, но хочется, то можно. Так недалеко и до гибели.
И опять он в раздумьях:
«Человек! Зачем он приходит в этот мир? Каково его предназначение на этой земле? Кто властвует над ним и определяет его судьбу? Что ждет его впереди в этой стремительно меняющейся боевой и оперативной обстановке? Способен ли человек сам решать и делать нравственный выбор в ситуациях, когда он находится на пересечении добра и зла, жизни и смерти, когда на нем лежит ответственность за жизнь и судьбы других людей — его подчиненных?
Всё зависит от самого человека, жизнь у которого может быть долгой и бессмысленной, а может быть краткой и яркой, как падающая звезда…»
Так рассуждал он в Словакии, таким был Зорич всегда!
Поход на Братиславу продолжался…
Это был тяжелый путь не только потому, что стояли холодные, снежные дни сорок четвертого года. В словацких горах среди хрупкого снежного безмолвия безраздельно свирепствовала смерть: от переохлаждения, от ранения, от болезни, от предательской минной растяжки или прицельного снайперского выстрела противника.
Когда разведчики спускались с гор, они встречались с другой бедой — густыми и плотными моросящими дождями. Только движение при ходьбе разогревало людей и, конечно, подаренные отряду местными жителями несколько лошадей, особенно на привалах, — лошади грели разведчиков, а люди согревали лошадок.
Разведчики-диверсанты шли по пересеченной местности, прорезанной множеством мелких речушек и ручьев. Появлялись, казалось бы, небольшие, неглубокие лужи, однако в разных их местах обнаруживались впадины глубиной почти что в человеческий рост. Попадал человек в такую природную «водяную ловушку», и становилось его нестерпимо жалко, — обсушиться нигде он не мог. Высыхала одежда прямо на разведчике от и так пониженной температуры озябшего тела.
«В период межсезонья природа хулиганит с погодой, а погода измывается над человеческим организмом, — рассуждал Зорич, глядя, как тяжело достается его людям каждый километр пути к заветной цели. — Ничего, ещё немного, и мы будем у цели. Нельзя духовно расшнуровываться, — надо держаться. И мы должны выдержать все испытания — впереди непременная Победа!»
