На третий день прибыли в устье реки Авам, по которой когда-то шел старинный водный путь с Енисея на Хатангу. Еще раньше здесь было поселение, а теперь находилась фактория. На расстоянии 100 километров отсюда располагалась другая фактория, от которой было недалеко до сопки. Заведующий факторией ждал катера и илимки с товарами и продуктами. Мы ему сказали, что озеро Пясино еще подо льдом и катер придет не раньше чем через неделю, а то и позднее.
На следующий день добрались, наконец, до сопки. Она находилась километрах в трех от берега, среди ровной тундры, представляющей собой, вероятно, древнюю террасу Дудыпты. Высота сопки около 40 метров, ширина у основания 200 — 250 метров. Вершина и склоны были сложены песками и рыхлыми железистыми песчаниками. В образцах, взятых отсюда геологом В. Н. Саксом, были найдены споры и пыльца, относящиеся к меловому периоду, тогда как окружающие сопку равнины сложены были четвертичными породами. Дальнейшие исследования показали, что породы здесь лежали наклонно от вершины сопки к ее краям, образуя, таким образом, купольное поднятие.
По результатам измерений поля силы тяжести земли в этом районе, проведенных геофизиком Д. Г. Успенским при помощи точного гравиметрического прибора, было установлено, что на глубине около 600 метров залегала масса, плотность которой меньше плотности окружающих пород. Такой массой могла быть только каменная соль, слагающая ядро купольного поднятия сопки Чагдай. Купол этот был "живой", то есть находился в стадии поднятия. Иначе, находясь в состоянии покоя, он был бы размыт волнами моря, некогда покрывающего весь Таймыр. Следовательно, после отступания моря Чагдай успела подняться на ту высоту, которую занимала над окружающей равниной, а скорость такого поднятия составляла более одного миллиметра в год. Чагдай, несомненно, перспективна в отношении нефтеносности, это можно было выяснить с помощью бурения.
Покончив с обследованием сопки Чагдай, не теряя времени, мы поплыли обратно вниз до Крестов, а оттуда по Пясине до устья ее левого притока — Агапы. Здесь тоже были построены новые дома, фактория и рыболовецкий колхоз. По Агапе поднялись километров на 150. Выше пошло мелководье и валунно-галечные перекаты, преодолевать которые даже на нашей мелко сидящей лодке трудно, да и опасно. Все время стояла сухая погода, вода в реках сильно падала, можно было застрять. Сопок, по своим очертаниям и размерам заслуживающих внимания, по берегам Агапы и вблизи ее мы не встретили. Видели в стороне, километрах в 25, довольно интересную округлую возвышенность, но добраться до нее пешком трудно, да и времени у нас не было. Такие малодоступные места лучше обследовать зимой на оленях или вездеходах.
Берега Агапы всюду были сложены глинисто-песчаными речными и озерными отложениями, под ними лежали синие пластичные глины с остатками раковин моллюсков. Эти морские отложения, так же как и лежащие выше глинисто-песчаные, везде залегали горизонтально. Однако в одном месте, в 50 километрах от устья, их положение оказалось нарушенным. Пластичная глина была смята и собрана в складки, а лежащие на них глины и пески располагались горизонтально. Возможно, что эти складки — результат движения лежащего глубже соляного ядра, а может быть, они смяты ледником, двигавшимся по мерзлым глинам в эпоху оледенения. Во всяком случае это интересное место следовало проверить в будущем геофизическими приборами.
Вернулись обратно к устью Агапы, пополнили там запас бензина и тронулись дальше к устью Тареи, где прежде никакого жилья не было. Летом в 1922 году мы встретили всего несколько чумов нганасан, кочевавших к озеру Таймыр. Сейчас в устье Тареи мы увидели поселок с новыми жилыми домами, магазином, радиостанцией. Вверх по Тарее поднялись километров на 50, до выходов коренных пород, представленных известняками такого же характера, что и на реке Нижней Таймыре. Здесь они также собраны в крутые, местами вертикально стоящие складки, образующие причудливые скалы по берегам.
Есть основания полагать, что здесь, как и на Таймыре, наблюдался надвиг древних палеозойских пород на более молодые глинисто-песчанистые угленосные породы пермского возраста и внедрение в них диабазов и базальтов. Чтобы окончательно во всем этом разобраться, потребуется целый полевой сезон, а нам надо успеть обследовать восточную часть Пясинского залива и шхеры Минина, где никто из геологов еще не бывал.
Устье Пуры прошли без остановки. Вверх по речке Угольной находилось угольное месторождение, которое сейчас разрабатывалось. Признаки его в виде угольной дресвы и щебня в устье этой речки мы находили еще в 1922 году. Позднее по этим следам оно и было открыто геологом Н.Н. Мутафи. От месторождения до берега Пясины, где был построен погрузочный причал, была проложена пятикилометровая узкоколейка, по которой уголь в вагонетках доставляли к пристани. Уголь хорошего качества и вполне пригоден как для технических, так и хозяйственных нужд.
На мысе, при выходе в море, где мы стояли в 1922 году, был расположен большой поселок, названный Мыс Входной. Здесь крупный рыболовецкий пункт, отдельные участки которого разбросаны по всему побережью и по Пясине. В поселке — контора, аэропорт, радиостанция, электрическая станция, мастерские, клуб и другие учреждения.
Нам предстояло начать работу от юго-восточной части залива, пройти вдоль него на север, охватив наблюдениями полуостров Рыбный и глубоко врезанный в него с востока фиорд Хутуда. Наша задача состояла в поисках руд, особенно редких, на основе геологического изучения гор Бырранга в пределах Енисей-Пясинского побережья, низовьев Пясины, ее залива, полуострова Рыбного, шхер Минина и далее вплоть до Восточного Таймыра. Эта работа не одного года.
Сначала мы осмотрим полуостров Рыбный на восточной стороне Пясинского залива и западную часть шхер Минина. Пясина при впадении в море образовала обширную дельту с бесчисленными рукавами, многие из которых осенью мелеют и даже совсем пересыхают. Возможно, что самый восточный рукав, от устья которого мы начнем свою работу, будет судоходным. Это надо проверить при возвращении. Кроме двух рыболовецких участков с десятком рыбаков на каждом, иного населения здесь не было. Оленеводы сюда не заходили. Они держались лишь в южных предгорьях Бырранга, где был корм оленям.
Геологическое строение всей обследованной территории оказалось достаточно однообразным. Глинистые, песчано- и известково-глинистые породы были собраны в круто поставленные складки северо-восточного простирания и погружены на глубину, где подверглись некоторому воздействию таких температур и давления, которые привели к образованию в них слюдистых минералов: хлорита, серицита и других. Давление вызвало и рассланцовку на тонкие плитки, поверхности которых были покрыты чешуйками этих слюд. Они придавали породам на плоскостях сланцеватости характерный шелковистый отлив. Вот такие хлорито-серицитовые сланцы и слагали весь полуостров Рыбный и фиорд Хутуда.
