Решение направить Щелканова с добровольцами объясняться в логово бунтовщиков на Парнасе было принято сессией единодушно. Сопровождать в АТП-48 Щелканова на поругание шоферов «патрон» вызвался с энтузиазмом штатного палача, желавшего своим пациентам доброго здоровья перед казнью. Мне же осталось лишь предупредить Максимова о времени прибытия высокопоставленных парламентеров в гости к коллективу первых организованных противников новых властей нашего города.
Несколько дней спустя, спозаранку, кортеж ленсоветовских «Волг», с трудом преодолев непролазную «автостраду» Парнаса, уперся в ворота АТП-48. Перед въездом в автопарк на пыльном пятачке, как ни в чем не бывало, лежала лохматая собака и, невзирая на прибытие самого Собчака, копалась в паху нескромным языком, детально исследуя свою промежность. Большой зал красного уголка был забит до отказа. Рядов стульев не хватало. Шоферы стояли вдоль стен и окон. Интерес выслушать народных избранников нового пошиба был неподдельный. Гости важно и без одобрительного приглашения расселись за столом президиума, тем самым подчеркнув схожесть с «недемократичными» повадками предыдущих властителей. Щелканов, не теряя времени, сразу занял трибуну и заявил притихшему залу, что он и есть тот самый «ленинский грузчик», избранный населением управлять городом, в котором еще живут столь неразумные шоферы, вздумавшие выступить против нарождающейся «демократии» и не знающие, что «молодые побеги плодоносных деревьев цветут вовсе не для шакалов». После такого вступления Щелканов продолжил довольно толково и убедительно доказывать, что слухи о его многолетнем наблюдении в районном психоневрологическом диспансере не лишены оснований. Так, например, на вопрос из зала о стратегических планах новой городской администрации по улучшению жизни населения Щелканов без тени улыбки, с пафосом и даже с некоторым кокетством поведал о своем «историческом» директивном указании руководителям торговли организовать сезонную продажу дынь не только поштучно, но и на разрез дольками для тех, кому купить ее целиком не по карману. От таких бредней и подобного «громадья» планов городского рыночного романтика — новатора № 1 зал охватило легкое веселье. Даже смирно сидевший «застольный экономист» Собчак перестал развлекаться ухочисткой и подленько захихикал, теребя свой галстук цвета пожара в джунглях.
Тут следовало бы отметить: на этот раз аудитория слушателей состояла не из столь милых сердцу Щелканова шелушащихся, небритых «демократов». Здесь послушать городского голову собрались обычные нормальные люди, простые работяги-шоферы, которым сподвижник и «коллега» Собчака по разгрому социализма в городском масштабе, естественно, кроме своего легкоформенного безумия и психического сдвига, продемонстрировать больше ничего был не в состоянии. Это стало вмиг доходчиво очевидным даже тем из набившихся в зале, кто единственной формой изложения мысли избрал еще с раннего детства только голый мат. Поэтому вместо белиберды о «светлом демократическом будущем», пресловутом «свете в конце тоннеля» и других «реформистских грезах», вероятно, подробно описанных в разных учебных пособиях по психиатрии, наш стриженный под оксфордский газон оратор с упорством сильно подпитого, уже находящегося на стадии поиска чертей, разом ринулся отбиваться от всех сплетен, якобы опутавших его персону с ног до головы в завистливых глазах вдруг ни с того ни с сего озлобившихся жителей вверенного ему судьбой города. Уместно сказать: слухи, как и вши, заводятся обычно в грязи и ужасе. А коли так, то опровергнуть их, не расчистив саму грязь, практически невозможно, особенно тем субъектам, жизненной планиде которых, подобно подброшенному факелу, суждено будет снова упасть в ту же канаву, откуда он взмыл вверх в эту странную эпоху, когда демлозунгами пестрели даже стены смрадных туалетов колхозных базаров и крупных железнодорожных станций.
Распалившись и распоясавшись, Щелканов характерным фальцетом доверительно заявил залу, что людская молва о нем — сплошное вранье и злобный наговор; что на работе он не склочничает, а работает, что возглавляемый им исполком горсовета вовсе не госпиталь уродов, ханжей и малограмотных самодуров, а также не разгульный двор, щеголяющий своей злокачественностью, не обиталище всех мыслимых пороков и пока еще не пышная нива разврата. Затем он пояснил, что сам в быту скромен, выдержан и морально устойчив, а если и пьет, то средне, причем только сухое вино, к тому же белое; что свою кошку дефицитными сосисками не кормит по причине отсутствия ее самой, а также деликатесов, ибо в еде, даже будучи председателем исполкома Ленсовета, не привередлив и ничем от простолюдина не отличается, разве что постоянно пустым холодильником, который Щелканов тут же предложил проверить, пригласив желающих в гости. Далее он поведал, что, являясь закоренелым «демократом», разумеется, ненавидит коммунистов, но эта ненависть, как выразился Щелканов, у него «братская». Правда, чем она отличается от обычной, оратор не растолковал даже рядом сидевшему партийному дезертиру Собчаку, которого, как и остальных присутствующих, неуместность таких откровений сильно развеселила. Затем Щелканов ни к селу, ни к городу объявил о своем желании сравнять количество якобы очень нужных всем новых открывающихся коммерческих банков с числом самих вкладчиков, от чего, по мнению Щелканова, уровень жизни населения страшно подымется. Он также заверил транспортников, что этот акт по зачатию новых банков будет проводиться совместно с регулированием численности городского населения, дабы заодно с коренными жителями случайно не осчастливить полстраны. Под занавес своего выступления архитектор скорого банкротства городского хозяйства легко посетовал на свою жизнь, большей частью прошедшую в томительной безвестности, и пообещал восставший автопарк за манифестацию у Мариинского дворца не наказывать, намекнув на личное везение шоферов и нынешнюю сытость административных людоедов, обожравшихся в прошлом ритуальными обедами. Надо отметить: заслушанный краткий отчет о «титанических усилиях» и начинаниях главы новой администрации города одобрения с аплодисментами у зала не вызвал. Подобная реакция не понравилась Щелканову, и он с обаянием подтекающего холодильника покинул трибуну. Спектр выступлений и вопросов публики был необычайно широк. Интересовались не только размером зарплаты с разными побочными доходами бывшего грузчика, ставшего «мэром», но также всеми аспектами его здоровья и личной жизни, вплоть до марки употребляемого вина, частота пригубления которого была сразу четко определена сидящими в зале профессионалами этого дела. Дотошные работяги методом опроса в доброжелательной форме пытались выяснить, с какого возраста Щелканов начал шкодить, а также степень хитрости, злобности, лукавства, мстительности, жадности, честолюбия, вкрадчивости и профессиональной расчетливости этого неожиданно оказавшегося у власти берейтора, который, как, впрочем, и притихший Собчак, получив огромные права, считал, что все обязанности должны пасть на других.
