Ознакомительная версия.
Знамя Корниловкого полка.
Так он и остался для своих соратников навеки Верховным. С той минуты, как он сдал свой пост генералу Алексееву, все окружавшие его в Ставке, сочувствующие его идее полковники и генералы величали Корнилова «Ваше Превосходительство», а все в чинах ниже полковника – «Ваше Высокопревосходительство». Единственное исключение составлял генерал Деникин, называвший его по имени-отчеству «Лавр Георгиевич». А чины Корниловского ударного отряда (позднее – полка) полковника Неженцева и Офицерского полка (позднее – Марковского) за глаза называли генерала Корнилова «Батька».
2) В какой одежде генерал Корнилов вышел в поход и был в походе?
9 февраля 1918 года Верховный, до этого носивший потертый темный штатский костюм с брюками, заправленными в сапоги, вышел в 1-й Кубанский (Ледяной) поход впервые в военной форме. Имел китель с генеральскими погонами, брюки темно-синего цвета с красными широкими лампасами, был в высоких сапогах без шпор. Сверх всего этого на нем были надеты перешитый из солдатской шинели полушубок с генеральскими погонами на плечах, а на голове – простая солдатская папаха с белой ленточкой вместо кокарды, как у простого добровольца. Никаких орденов или других украшений он не носил, за исключением венчального кольца и другого – с китайскими буквами на нем. Это кольцо служило как бы печатью, которую он накладывал на конверты в весьма экстренных случаях или если письмо было секретным и исходило от него.
Большой шейный крест (Георгиевский. – Авт.) 3-й степени на георгиевской ленте, офицерский Георгиевский крест 4-й степени, орден Почетного легиона – офицерский, украшенный лавровыми листьями, на темно-зеленой с красными полосками ленточке – еще в Быхове эти награды он снял и упаковал в маленький кожаный бумажник, в котором, кроме этих орденов, он носил еще некоторые документы, личные записки, список имен разных лиц, фотографическую карточку семьи, сведения о количестве снарядов, оставшихся в зарядных ящиках и т. д. Среди этих вещей находилась «Молитва офицера», которая очень ему понравилась, когда еще в бытность в Ставке полковник Голицын прочел ее. Верховный просил Голицына эту молитву напечатать для него на отдельной бумаге.
Однажды в 1-м Кубанском походе генерал Корнилов, услышав песню Корниловского полка, попросил, чтобы ему записали слова. Листок с этой песней, пробитый осколком, был найден в кармане на груди погибшего. Это так поразило корниловцев, что с тех пор песня Кривошеева стала официальным маршем Корниловского полка.
Примечания автора:
Современный русский биограф Корнилова Н. П. Кузьмин в своем романе-хронике «Генерал Корнилов» приводит романтическую историю этого кольца, превратившегося под его пером в «старинный, массивный золотой перстень», якобы принадлежавший в свое время султану Бабуру – завоевателю Индии и основателю династии Великих Моголов, затем – Гельды-Гелю – одному из командиров гарнизона туркменской крепости Геок-Тепе, взятой русскими войсками «белого генерала» М. Д. Скобелева. После гибели в вылазке Гельды-Геля это кольцо якобы перешло в собственность к самому Скобелеву, и исчезло с пальца Михаила Дмитриевича после его таинственной смерти в московской гостинице. Позже оно, по версии автора, якобы было подарено молодому Л. Г. Корнилову в его бытность русским военным разведчиком в Афганистане, противостоявшим ему с британской стороны капитаном английской разведки Аббой Эббаном – будущим главой еврейских боевиков «Пальмах» и «Хаганы» в британской подмандатной Палестине, а впоследствии – видным израильским военным и государственным деятелем, министром иностранных дел государства Израиль. Правда, нужно отметить, что Н. П. Кузьмин приводит эту несколько авантюрную историю с перстнем, содержащую недвусмысленный намек на причастность британских секретных служб в том числе и к смерти генерала Скобелева, безо всяких ссылок на источники.
3) Что он сказал, посылая достать материю для русского флага… Кто первый вынес его из дома, у кого хранился в походе и что с ним стало?
12 февраля 1918 г. в станице Ольгинской состоялось собрание шедших с Добровольческой армией газетных репортеров во главе с Краснушкиным (Виктором Севским). Они просили Верховного уделить им несколько минут и ответить на ряд вопросов. Их интересовала жизнь «Батьки» в Быхове и его бегство с текинцами из Быхова на Дон, но Верховный, обратившись ко мне, сказал:
– Хан, пожалуйста, расскажите им все, о чем они вас спросят! Вот, господа, вам Хан, мой близкий человек; он был со мной в Быхове и бежал вместе, перенеся всю тяжесть жизни в Быхове и похода. Он знает мою жизнь в этот период и может рассказать о ней так же, как я сам, а меня, господа, извините – я занят!
Верховный пошел в столовую, где ожидали его генералы Деникин, Алексеев, атаман Попов, Сидорин, Романовский и другие. Должно было состояться совещание относительно совместной работы против общего врага. Так что я остался с газетными репортерами.
Во время интервью ко мне подошел один полковник… Он сказал, что командовал полком на Австрийском фронте. Его полк как раз входил в ту дивизию, которой командовал генерал Корнилов перед самым его пленением. Этот полковник преподнес генералу Корнилову палку в память «Орлиного Гнезда», как называли тот пункт, который героически защищала корниловская дивизия. Подаренная Корнилову полковником палка была дубовая, со слегка согнутой рукояткой. На изгибе палки были вырезаны ножом слова: «Орлиное Гнездо. 29 апреля 1915 г.». Она неизменно сопровождала «Батьку» во всех перипетиях его бурной военной жизни и исчезла среди обломков и мусора в день его смерти от большевисткого снаряда на ферме под Екатеринодаром.
Этот же самый полковник попросил меня доложить Верховному, чтобы он имел свой значок Главнокомандующего, чтобы все войсковые части легко могли найти его местонахождение. При этом полковник сказал, что уже обращался с этой идеей к генералу Романовскому, но тот грубо оборвал его, говоря: «Полковник, у нас сейчас более важные дела, чем какой-то значок!»
Я согрел старика своим ласковым вниманием, подбодрил его, обещав при первой же возможности доложить его идею Верховному.
Около 6 часов вечера генерал Корнилов закончил совещание. Поговорив и пошутив с репортерами, он вышел на крыльцо. Я последовал за ним. В это время он обратился к атаману Попову, собиравшимся садиться на лошадь, чтобы ехать к своим казакам, а полковник Сидорин уже сидел на лошади.
– Значит, вы меня известите о решении ваших казаков? Пожалуйста, поторопитесь! – сказал Верховный.
Ознакомительная версия.
