Но в 1973 году имя Алана Тьюринга вновь произвело на меня неизгладимое впечатление, на этот раз в иной сфере моей жизни. Я был тогда членом группы, сформированной лондонским Освободительным движением геев для создания брошюры, в которой осуждалась бы биолого-медицинская модель гомосексуализма. Один из членов группы, Дэвид Хаттер, что-то слышал об окончании истории Тьюринга от Ника Фербэнка. Ничего не зная о его секретной работе, и, полагая, что его смерть могла стать результатом работы над гормональной терапией, мы включили параграф, содержавший в себе эту идею, чтобы проиллюстрировать нашу тему. Таким образом, после двадцати лет молчания прозвучал первый публичный визг протеста.
Эта история, в течение многих лет скрывавшаяся в глубине моего сознания, сопряженная с чувством, что я должен со временем узнать больше о том, что произошло, неожиданно вышла на передний план снова 10 февраля 1977-го. В тот день, во время обеда исследовательской группы Роджера Пенроуза в Оксфорде, состоялся разговор о знаменитой статье Сознание, которая вернула мне прежний интерес к идеям Тьюринга – а затем вполне самостоятельно, уже в программе BBC о Блетчли-Парке, которая шла накануне по телевизору. Роджер Пенроуз прокомментировал свое мимолетное упоминание Алана Тьюринга так: он давно слышал разговоры о нем как о человеке «затравленном до смерти», но только в последнее время стали ходить слухи о нем как о человеке, который «заслуживал графский титул». На тот момент ничего не было ясно или с чем-то связано, и случилось тремя годами ранее, прежде чем я мог составить последовательную интерпретацию того, что случилось, – но этого мне было достаточно, чтобы почувствовать, что…
«Война и солдаты были не только для себя.
Далеко, далеко тихонько позади стояли они в ожидании, чтобы теперь появиться в этой книге.
Так должно было случиться, и это был самый подходящий момент, чтобы начать».
Первым шагом стал сбор сохранившихся публикаций, примерно таких, как представлено выше. Но, конечно, необходимо было подобраться как можно ближе к моей теме. Так что я обратился теперь к вопросу об оригиналах работ Тьюринга, и в данном случае в первую очередь нужно отдать дань уважения миссис Тьюринг. Как говорится в ее книге, когда она сообщила Алану, что начинает сбор материалов для составления будущей биографии, и он лишь сердито бурчал в знак согласия. Конечно, она взяла на себя труд по сохранению писем ее сына начиная с школьной скамьи и далее использовала их для своей книги, а затем в 1960-м оставила на хранение их в виде небольшого архива в библиотеке Королевского Колледжа в Кембридже. Она также добавила к этим 77-ми письмам ряд вспомогательных материалов, например выдержки из переписки, которая возникла во время написания книги. Еще несколько материалов было отправлено в Шерборнскую школу.
Г-жа Тьюринг умерла в возрасте девяноста четырех лет 6 марта 1976 года, и поэтому никогда не узнала ни меня, ни того, что ее сын сделал для битвы за Атлантику. Прежде чем она умерла, однако, она сделала вклад в фонд А. М. Тьюринга, под председательством Дональда Мичи, к тому моменту уже профессора по теме об искусственном интеллекте в Эдинбургском университете. Случилось так, что в 1977 году, в то же время, когда я наводил свои справки, попечители фонда объявили сбор всех сохранившихся работ Тьюринга в архиве Королевского колледжа. Эти документы хранились с 1954-го Робином Ганди, который в настоящий момент является математическим логиком в Оксфорде. Но в 1977 году они были отсортированы и занесены в каталог Джанин Олтон из Оксфордского Современного Научно-Архивного Центра. Сосредоточение этих следов Тьюринга в Оксфорде было лишь совпадением, но крайне полезным в моих ранних усилиях по изучению предмета.
На данном этапе я хотел бы выразить особую благодарность Робину Ганди, Дональду Мичи, и Джанин Олтон, а также другим членам фонда Тьюринга, которые поддерживали меня и изначально помогали сортировать материалы для моего труда. С 1977 года, многие также сыграли жизненно важную роль в судьбе этой книги; но я особо благодарен тем, кто готов был помочь тогда, когда у меня в голове не было ничего, кроме не оформившейся идеи. Необходимо добавить, что использование данной информации, конечно, осуществлялось полностью под грифом моей ответственности; моя интерпретация предоставленного мне материала также является моей собственностью.
Дополненный архив Тьюринга в Королевском колледже, на первый взгляд, не очень обширный, действительно лег в основу произведения в виде документального материала. Вот подтверждение, продиктованное самим Аланом Тьюрингом: он не держал что-либо в форме писем, также не было у него и общей аккумуляции переписки, больше времени тем самым уделяя своему научно-образовательному уровню. Он больше заботился о том, чтобы сохранить как можно больше основных пунктов и маркеров своей интеллектуальной деятельности. Например, он хранил звездный глобус и зубчатые колеса от механизма с зета-функцией, от которых избавились после его смерти. С таким интересом к обучению и развитию, он все же заботился о своем прошлом.
Итак, многое было собрано воедино уже к 1977 году. В ходе моего собственного исследования удалось получить документы из ряда частных и государственных источников, и в то же время растущий интерес к истории компьютеров принес мне свою пользу в виде свежих работ других исследователей об Алане Тьюринге. Тем не менее, из документальных данных было бы невозможно воссоздать целостный портрет Тьюринга. А воссоздать его полностью удалось только посредством встреч и разговоров с огромным количеством людей. В этот момент необходимо вновь припомнить и обратиться к предмету моего исследования, к человеку, который обладал неисчерпаемым запасом доброжелательности, на что я по мере сил обращал ваше внимание. Но если описать то, что я приобрел в ходе проделанной работы, одним словом, то это скорее слово «опыт», нежели «информация».
Процесс составления данной строки символов на моей машинке кардинально отличалась от каких-либо компьютерных процессов, а также отличалась от моих работ по математике, так как она была сопряжена с вмешательством в жизни других людей. Если эта книга в действительности рассматривается как биография – история жизни, а не совокупность фактов, – то это так лишь потому, что люди согласились с такого рода вмешательством и были готовы доверить мне свои слова и мысли, которые обладают жизненной силой и поныне. В работе при разговоре на эту доселе фактически запретную тему стали возникать более сложные, и зачастую весьма эмоциональные моменты. Так например г-н Арнольд Мюррей, делясь со мной воспоминаниями, снял с души камень, который висел у него на шее в течение двадцати пяти лет. Ибо только вернувшись в Манчестер в 1954 году, он узнал о смерти Алана Тьюринга. Он чувствовал и свою вину в этой трагедии; будучи особо уязвимым в этот период и толком не имея понятия о произошедшем, он взвалил всю вину на себя. Ни его успех на музыкальном поприще в 1960-х, ни семейная жизнь не смогли избавить его от нанесенной травмы, которая преследовала его вплоть до 1980 года, когда этот вопрос был должным образом освещен.
