Да, азартный, темпераментный, без конца требовавший паса, футболист и хоккеист Всеволод Бобров с годами превратился в спокойного, хладнокровного тренера, никогда не терявшего самообладания и выдержки. Эта метаморфоза весьма любопытна и на первый взгляд кажется парадоксальной. Однако на самом деле ничего удивительного в ней нет, более того, она вполне закономерна, логична. Около хоккейного бортика в роли тренера Всеволод Михайлович столь же глубоко и полностью погружался в наблюдаемую игру, как делал это, когда находился непосредственно на льду. Будучи хоккеистом, Бобров действительно проявлял деспотизм по отношению к партнерам, однако он никогда не отвлекался от самой игры и никогда не тратил ни сил, ни эмоций на сведение счетов с соперниками, на выяснение отношений с судьями и на прочие побочные действия, которые обычно являются результатом неудовлетворенности спортсменов и чаще всего особенно активизируются при проигрышном счете, – с точки зрения психологии нормального человека это вполне оправданно. Но хоккеист и футболист Бобров, как уже говорилось, даже проигрывая, никогда не искал ни оправданий поражению в своем плохом самочувствии, ни так называемых «объективных» причин вроде грубости соперников или неправедного судейства. Именно поэтому Бобров славился своим непревзойденным умением забивать самые важные, решающие голы и шайбы: он не падал духом, а играл тем лучше, чем было труднее его команде, об этом уже шла речь.
И как тренер, который должен проводить матчи и управлять во время игры командой, Всеволод Михайлович Бобров поступал точно так же. Он искал победы на льду, в поединке, а не в спорах с судьями, не в «разносах» игроков.
Таким образом, по свидетельству очень авторитетных специалистов футбола и хоккея, а также игроков, чьим наставником был Всеволод Михайлович в разное время, можно сделать неопровержимый вывод о том, что Бобров обладал поистине незаурядным тренерским дарованием. Это дарование сочетало в себе аналитическое мышление и педагогический такт с целенаправленной, сильной волей, которая позволяла соответствующим образом настраивать игроков во время матчей. Уважение спортсменов к Боброву было беспредельным, каждый почитал за счастье быть учеником такого выдающегося мастера, и это, естественно, облегчало Всеволоду Михайловичу руководство командами.
И все-таки, как ни обидно, по-настоящему выдающимся тренером Бобров не стал, он не поднялся до того высочайшего уровня, какого достиг на футбольных полях и хоккейных площадках, не сумел в полной мере реализовать свой огромный творческий потенциал. Почти совершенно лишенный административных наклонностей и недолюбливавший «коридоры спортивной власти», Всеволод Бобров, представитель романтического периода зарождения хоккея с шайбой, человек вольницы, не смог полностью адаптироваться в новом, по необходимости более рациональном спорте последующих десятилетий. А тренера-напарника, который умело компенсировал бы недостаток административных способностей Боброва, используя сильные стороны его тренерского дарования, увы, не нашлось.
И остается только мечтать о том, что было невозможным, – о том, чтобы Всеволод Бобров и Анатолий Тарасов работали бы на тренерском поприще вместе. Это был бы прекрасный дуэт людей, взаимодополнявших друг друга.
Ах, если бы…
Но в этой связи небезынтересно вспомнить слова известного бразильского тренера Винсенте Феола, который однажды спросил у Гавриила Дмитриевича Качалина, кого, по его мнению, следует поставить в сборную Бразилии в пару с Пеле. Качалин, обстоятельно изучавший бразильский футбол и отлично знавший всех его «звезд», ответил: центрального нападающего Сильву из «Ботафого». «Э-э, нет, – отрицательно покачал головой Феола, – Сильва слишком сильный игрок, он не годится, он в своей команде такой же лидер, как Пеле. А два таких ярко выраженных лидера не могут ужиться в одной линии атаки».
Безусловно, эта точка зрения пригодна для того, чтобы стать в спорте постулатом. Да и не только в спорте…
Но если немного помечтать, пофантазировать… Анатолию Владимировичу Тарасову порой не хватало выдержки, самообладания. В этой связи весьма любопытно вспомнить о последнем матче чемпионата страны по хоккею с шайбой, в котором Тарасов принимал участие как играющий тренер. Армейцы в тот раз встречались с динамовцами, а судил ту игру Сергей Александрович Савин. Одно время Тарасов пытался подружиться с Савиным, однако из этого ничего не получилось.
Как очень сильная личность, Анатолий Владимирович редко признавал равноправные дружеские отношения, всегда стремился к лидерству и подчас как бы подминал под себя некоторых игроков, судей, спортивных журналистов. Если же это не удавалось, то намечавшаяся дружба не только тут же распадалась, но и частенько превращалась в свою противоположность, поскольку Тарасов рассуждал по принципу: кто не с ним, тот против него.
Савин с уважением относился к Тарасову. Однако, зная это свойство характера армейского тренера и сохраняя авторитет объективного арбитра, держал дистанцию в отношениях с Анатолием Владимировичем. И в его глазах сразу стал динамовским поклонником, сторонником Чернышева. В результате в матче между командами ЦДКА и «Динамо» произошел памятный инцидент.
Судья за какое-то незначительное нарушение наказал Тарасова вбрасыванием шайбы. Не сдержавшись, Тарасов начал довольно грубо что-то говорить арбитру. Тогда Савин увеличил наказание: – Две минуты!
Повернулся и поехал к судейскому столику, чтобы объяснить причину удаления. И вдруг услышал, как играющий тренер армейцев бросил ему вслед: – Динамовец!
Сергей Александрович мгновенно обернулся и ответил: – На всю игру![34] Так закончилась карьера играющего тренера Анатолия Владимировича Тарасова, и он стал просто тренером.
Правда, впоследствии, когда он уже был знаменитым, заслуженным хоккейным наставником, Анатолий Владимирович иногда тоже не сдерживался и позволял себе пререкания с судьями[35], а однажды почти на полчаса даже приостановил матч, за что был наказан Спорткомитетом СССР.
Но зато по части административных способностей и руководства командой в тренировочном периоде Анатолий Владимирович Тарасов превосходил Боброва, о чем известно достаточно хорошо. Однако была еще одна, необычайно важная составная часть тренерского искусства, где Тарасов был выше Боброва.
Речь идет о глобальных вопросах хоккея, затрагивающих саму суть этой игры, о ее теории.
Интересно, что сам Всеволод Михайлович в этом отношении безусловно отдавал Тарасову пальму первенства. Однажды, когда в кругу друзей кто-то попытался неодобрительно высказаться об Анатолии Владимировиче, Бобров прервал и очень серьезно сказал: – Тарасов – великий теоретик хоккея!
