Ознакомительная версия.
19 августа. Моя неделя неудач, если можно так выразиться, началась ровно за месяц до встречи с фюрером в Фельтре. Встреча должна была продлиться четыре дня, как и встреча в Зальцберге. Фельтре избрано из соображений безопасности и относительной близости к линии фронта. Точная дата встречи названа не была из-за событий в Сицилии, затем было названо 19 июля, и встреча в тот же день состоялась, но была значительно сокращена. Времени для подробного анализа ситуации было недостаточно. Бюрократы настояли на Фельтре как месте встречи, хотя мы могли бы встретиться столь же просто в префектуре в Тревизо и тем самым сэкономили бы целых четыре часа. В семь часов утра 19 июля я вылетел из Риччиони на самолете и был на аэродроме в Тревизо точно в 8.30. Там я увидел обычное скопление авиационных офицеров и других лиц, выглядевших довольно хмуро. Через некоторое время на аэродроме приземлилось несколько немецких машин, на которых прибыл штаб Гитлера. В числе прибывших был и генерал-фельдмаршал Кейтель. Точно в девять часов утра прибыл фюрер. Он прошел перед фронтом выстроившегося почетного караула, после чего мы направились на железнодорожную станцию. Часом позже мы покинули поезд на станции около Фельтре, откуда проследовали к месту назначения на автомашинах. Для проведения конференции была подобрана вилла, принадлежавшая сенатору Гоггиа, в которой был целый лабиринт различных холлов и помещений, больших и маленьких, напомнивших мне почему-то цепь альпийских гор. Поездка на автомашинах заняла около часа, в это время я обменивался тривиальностями с фюрером. Погода была великолепной.
Конференция началась в полдень. На ней присутствовали Кейтель, генерал Варлимонт, несколько немецких офицеров и посол Маккензен. С итальянской стороны были генерал Амброзио со своим переводчиком, Бастиани и Алфиери. Заседание открыл фюрер, говоривший целых два часа. Речь его была застенографирована, и полный ее текст может быть найден в архиве министерства иностранных дел. Не успел он начать свое выступление, как мой секретарь принес мне сообщение из Рима, в котором говорилось: «Рим подвергается бомбардировке авиацией противника с одиннадцати часов утра».
Я передал эту информацию фюреру и всем остальным. В зале царили подавленное настроение и уныние, усиливавшиеся дополнительными сообщениями о длительности воздушного нападения, большом числе задействованных в нем самолетов союзников и значительных разрушениях в районе университета и церкви в Сан-Лоренцо.
После окончания речи фюрера началась наша с ним частная беседа. Он сообщил мне две важные информации:
1. Подводная война в ближайшее время будет вестись новыми средствами.
2. В конце августа немецкий воздушный флот начнет операции возмездия против Лондона, который будет стерт с лица земли в течение нескольких недель.
Наряду с другими вопросами я сказал ему о необходимости в преддверии репрессалий усилить противовоздушную оборону Италии. Меня снова вызвали к телефону, а через некоторое время настала минута завершения конференции. И только на обратном пути в поезде я смог изложить Гитлеру следующие соображения:
Италия, сказал я, в настоящий момент вынуждена нести основное бремя сдерживания яростных атак двух империй – Британской и Соединенных Штатов. Не исключена опасность, что она при этом потерпит поражение. Воздушные удары союзников не только подрывают моральный дух населения, но и наносят громадный ущерб военному производству и всей национальной социальной сфере.
Африканская кампания, подчеркнул я, имела бы совершенно иной ход, если бы мы обладали господством в воздухе или, по крайней мере, паритетом.
В завершение я высказал мысль, что моральная напряженность в стране очень велика.
Фюрер ответил, что кризис в Италии является кризисом веры и что он пришлет необходимое подкрепление для усиления обороны полуострова как от атак с воздуха, так и с земли. Оборона Италии, пояснил он, имеет для Германии чрезвычайно важное значение.
Тональность нашей беседы была очень дружеской, и мы расстались с хорошим настроением. Когда самолет фюрера взлетел, я обратился к Кейтелю, которого провожал до его самолета, и сказал:
– Присылайте все необходимое нам как можно быстрее и имейте в виду, что мы находимся в одной лодке.
В 18 часов вечера я вылетел назад в Рим. Когда мы пролетали над Соратте, я приказал увеличить скорость, так как на горизонте показались плотные дымные облака. Это горела железнодорожная станция Литторио, над которой мы проследовали через несколько минут. Сотни вагонов горели ярким пламенем, депо и мастерские были разрушены, а аэродром непригоден для взлета и посадки самолетов. Прилегавший район Сан-Лоренцо представлял собой такую же картину, разрушения казались ужасными. Когда я приземлился, меня встретили префект и еще несколько ответственных лиц. С аэродрома направился прямо на виллу Торлония. По пути туда мне встретились толпы народа, шедшие пешком и двигавшиеся на всех видах транспорта в сельскую местность. У родников и колодцев стояли длинные очереди, так как система водоснабжения была выведена из строя. В вечернем небе с виллы Торлония были видны отблески пожаров. Рим пережил ужасный день огня и стали, разрушивший последние иллюзии.
В последующие дни я посетил наиболее пострадавшие районы, в частности железнодорожную станцию и аэродром Литторио, аэропорт Кампино и университет, дав, однако, указание, чтобы в газетах не печатались никакие подробности.
В это же время оппоненты режима стали распространять слухи, что встреча в Фельтре прошла абсолютно безрезультатно, что Германия бросила нас в беде и что после захвата Сицилии англичане высадятся чуть ли не в самом Риме. Все это усиливало напряженность, которая и без того достигла критической отметки. Такая же напряженность царила и в королевском дворце. Я понял это уже на предпоследней аудиенции у короля. Наша последняя аудиенция с ним состоялась в воскресенье 25 июля на вилле Савойя.
74
Сегодня утром из Рима возвратился адмирал Бривонези, которого ждали с нетерпением, и нарушил мое одиночество. Он передал мне письмо от моей жены, датированное 13 августа, в котором она написала, что по-прежнему отрезана от всего мира, что у нее нет телефона, а жизнь протекает в состоянии постоянной напряженности. Не знаю, имела ли она в виду авианалеты или что-то другое. Адмирал привез мне полное собрание сочинений Ницше в прекрасном переплете в двадцати четырех томах, которое фюрер прислал через Кессельринга[82] к моему шестидесятилетию.
Адмирал рассказал, что Витторио покинул страну и объявлен дезертиром, слышать об этом мне было больно. Газета «Пополо д'Италия» более не выходит, а здание редакции в Милане разгромлено.
Ознакомительная версия.
