Однако часа через два после того, как я покинул спальню, я услышал, что император звонит мне, едва не обрывая шнурок; я бросился в спальню и увидел там только девушку — император сидел в своем кабинете, сжав голову руками.
— Констан, — вскричал он, — уведи скорей эту малышку, а не то я умру от ее ароматов, это невыносимо! Открой окна, двери — всюду, всюду! И уведи ее! Поторопись!
Было слишком позднее время, чтобы отсылать женщину таким образом… но этикет не позволял мне возразить императору. Я сообщил молодой девушке о желании императора. Она не поняла сразу, и я вынужден был несколько раз повторить:
— Мадемуазель, император желает, чтобы Вы удалились…
Тогда она начала рыдать, заклиная меня не выставлять ее на улицу в такой поздний час; я заверял ее, что это безопасно, что она поедет в прекрасной закрытой карете, но она прекратила свои сетования только при виде солидного подарка, который велел передать ей император.
Вернувшись, я увидел, что император все еще сидит в своем кабинете, смачивая виски одеколоном; опираясь на мое плечо, он доковылял до спальни, которую я основательно проветрил, и лег в постель".
Не правда ли, весьма горестная история для государя, перед которым содрогался мир.
* * *
Наполеон имел в Испании и другие огорчения. После приключения, сделавшего его смешным в глазах юной девушки, он услышал, что и его солдаты смеются над ним.
Его войска устали от бойни в Испании, чувствовали, что ведут несправедливую войну, были утомлены походами по обледеневшей дорожной грязи. Однажды снежным вечером, когда войска пересекали Гвадарраму, император, проходя мимо кучки солдат, услышал, как один из них вскричал, показывая на него пальцем;
— Да пристрелите же его, черт побери! Солдатское словцо расстроило его вконец. Он вскочил на лошадь и вернулся во Францию. Там он встретился с огорчениями другого рода. Талейран и Фуше задумали свергнуть его с трона и посадить на его место Мюрата. Он вызвал их обоих, яростно разбранил одного, в сердцах обозвал другого «скотиной в шелковых чулках» и, для успокоения нервов, отправился в постель с итальянкой, с которой он когда-то переспал в Булони и с тех пор на всякий случай держал ее «под рукой».
Но увы! Эта юная особа была так экспансивна, что в самый волнующий момент Наполеон вдруг закричал от боли. В любовном пылу, когда движения не поддаются контролю, она угодила ему локтем в заветное место.
После всех этих огорчений он совсем забыл о великой княгине Екатерине, и царская фамилия приписала его молчание тому, что он изменил свои планы. Раздраженный царь выдал свою сестру замуж за герцога Ольденбургского.
— Ничего! — заявил Наполеон. — Я женюсь на маленькой Анне.
Увы! События воспрепятствовали этому браку. 12 апреля он получил по телеграфу сообщение о том, что австрийцы вступили в Баварию. Вынужденный констатировать, что союз в Эрфурте не повлиял на Австрию, он покинул Париж и через четыре дня был на поле военных действий.
22 апреля он разгромил войска великого герцога Экмюльского, и 10 мая стоял у ворот Вены, отдав приказ бомбардировать город.
Судьба, которой мы часто приписываем свойства талантливого режиссера, поставила в данном случае великолепную сцену. "Ядра уже падали во дворе дворца австрийского императора, — пишет Констан, — какой-то трубач, выскользнувший из города, добрался до Наполеона и передал ему, что великая герцогиня Мария-Луиза, будучи больна, не может вслед за отцом покинуть дворец и подвергается всем опасностям бомбардировки. Император немедленно дал распоряжение изменить направление обстрела таким образом, чтобы бомбы и пушечные ядра пролетали над крышей дворца.
Эта бескорыстная галантность — ведь Наполеон в то время собирался жениться на сестре царя — спасла жизнь той, которая через одиннадцать месяцев стала императрицей Франции.
* * *
После победы над Веной Наполеон поселился в восхитительном замке Шенбрунн, который очень ему понравился. Там, между двумя сражениями, он написал Марии Валевской. Это было, по мнению графа Орнано, единственное письмо Наполеона, где так откровенно выражено подлинно нежное чувство:
"Дорогая Мария!
Твои письма, как всегда, доставляют мне радость. Я никогда бы не предполагал, что ты последуешь за Краковской армией, но я не упрекаю тебя за это.
Польские дела сейчас в таком положении, что ты вправе испытывать тревогу. Я действую так, что они уладятся, и это важнее, чем выражать тебе мое сочувствие. И ты не должна меня за это благодарить: я люблю твою страну и ценю высокую доблесть твоих соотечественников.
Я надеюсь, что взятие Вены положит конец этой военной кампании. Как только я ее закончу, ты приедешь ко мне, мой нежный друг, я хочу быть с тобой как можно скорее. Если это будет в Шенбрунне, мы будем бродить вдвоем в его прекрасных садах и забудем плохие дни".
Сразу после победы под Вальграмом Мария Валевская приехала в Шенбрунн, и впервые любовники, на которых были устремлены взоры всей Европы, открыто жили вместе.
Вечерами они покидали дворец, и их видели в садах Шенбрунна, по которым они бродили рука в руке, со сплетенными пальцами. Иногда они ехали в легкой карете в Дануб и сидели на берегу реки, глядя на корабли. Когда темнело, Наполеон вскакивал:
— Вернемся, я должен работать. Нежная полька понимала его — она подзывала кучера, и карета быстро возвращалась в Шенбрунн, где Наполеон запирался в своем кабинете и работал всю ночь напролет.
Через несколько недель счастливая Мария сообщила Наполеону, что она носит в себе будущего принца Валевского.
Государь был без ума от радости, что не препятствовало ему зажигаться при виде каждой промелькнувшей рядом соблазнительной юбки.
* * *
Послушаем, что рассказывает об этом Констан, верный камердинер и нескромный свидетель:
"Галантные похождения Наполеона не прекращались и в Шенбрунне.
Однажды, когда он был в Вене и прогуливался с многочисленной свитой по Пратеру (Пратер — великолепный променад, расположенный в предместье Леопольда), молоденькая немочка, вдова богатого купца, узнав его, невольно воскликнула, обращаясь к своим спутницам:
— Это же он!
Наполеон услышал, остановился и, улыбаясь, поклонился дамам. Вдовушка покраснела, как пион. Наполеон благодаря этому понял, что воскликнула именно она, и, продолжая свою прогулку, то и дело поглядывал на нее.
Для государей не существует ни затруднений, ни проволочек. Новая победа Наполеона была такой же стремительной, как и прежние"'.
Несколько дней спустя Наполеон имел еще одно галантное приключение, довольно забавное.
