Ознакомительная версия.
Наконец я вышел из этого сражения победителем. Но какой разгром! Черные пятна от дыма, вода, валяющаяся повсюду штукатурка, разбитое зеркало, сгоревшая и покрывшаяся пузырями мебель, превратившиеся в пепел ковер и моя картина «Птицелов», результат десятилетнего труда, покоробившиеся пластинки, лопнувшие стекла, обуглившиеся обои и шторы. И странная вещь – на потолке появилось изображение огромного орла.
Приехавшие пожарники стоят, как громом пораженные. Они подозревают, что это был не пожар, а взрыв.
Пришла моя сторожиха-костюмерша Жанна с мужем. Я с улыбкой протягиваю ей единственный уцелевший под деревом подарок. Он совершенно обуглился. Она обиженно отказалась. Элоди плачет.
– Это слишком несправедливо, слишком несправедливо, – повторяла она.
– Нет, дорогая Элоди. Гораздо справедливее, что это случилось со мной, а не с кем-то другим. Эта елка должна была быть особенной, запоминающейся. Ты ведь запомнишь ее. Серж?
Серж огорчен.
– Не беда! Будем встречать Рождество в «Сент-Илэр».
Серж удивленно посмотрел на меня:
– Но ведь сгорела твоя гостиная. И твоя картина… ты потратил на нее столько времени…
– И поделом мне – не буду вешать свои картины в гостиной. И потом, я не знаю, заметил ли ты, что пожар нарисовал на потолке другого, более красивого орла, чем тот, что был на моей картине.
Странный вечер. В двух шагах от «Сент-Илэра» мы натолкнулись на хулиганов. Их было шестеро. Один сделал шокирующее меня замечание, и я дал ему оплеуху. Они все убежали, как последние трусы.
«Сент-Илэр» переполнен. Его хозяин Франсуа Патрис кое-как разместил нас. Франсуаза очень элегантна в своем черном с золотом костюме с небольшим норковым воротничком – моим рождественским подарком. Она почти хорошенькая, во всяком случае, очаровательная и прекрасно воспитанная. Она сидит на банкетке рядом с дамой в черном, которая нелестно высказывается в наш адрес, главным образом из-за того, что у нее отнимают жизненное пространство.
Поначалу я стараюсь не обращать на это внимания. Мы с Сержем сидим на табуретках напротив Франсуазы. Замечания дамы в черном и сопровождающей ее дамы в белом звучат все громче. Затем дама в черном ставит свой локоть на колено Франсуазы и опирается на него. Франсуаза растерялась, она не знает, как поступить. Я замечаю это и предлагаю ей поменяться со мной местами.
– Не думаю, что она посмеет проделать то же самое со мной. Это было бы похоже на заигрывание, – говорю я очень громко.
Мы поменялись местами. Дама продолжает свои маневры со мной. Более того, нелестные замечания не прекращаются.
– Я не могу ударить женщину, но если вы будете продолжать, мне придется ударить сопровождающего вас господина, – говорю я, поворачиваясь к даме в черном.
Но она продолжает. Тогда я даю пощечину тыльной стороной ладони ее спутнику, находящемуся справа от меня. У него течет кровь. Он поднимается, по-видимому, чтобы ответить мне тем же. Я снова бью, на этот раз кулаком. Женщины вопят. Танцы прекращаются. Присутствующие окружают нас. Те, кто наблюдал драку, принимают мою сторону, тем более что получивший пощечину и две его дамы еще до нашего появления не давали покоя соседям.
Франсуа Патрис предложил мне сменить столик, на что я ответил, что лучше бы сменить соседей. Наконец они ушли, и снова воцарилось спокойствие.
Во время второго отпуска Сержа я пригласил его в Канны, где собирался провести несколько дней.
Мы с ним сидим в баре спортивного пляжа, я болтаю со своей подругой Мадлен.
Появляется знакомый продюсер, здоровается. Я не могу вспомнить его имя, хотя хорошо его знаю, я снимался в нескольких его фильмах.
Нужно представить ему Сержа. Чтобы он не заметил моей рассеянности, я говорю:
– Ты знаком с моим сыном? Серж.
– Я не знал, что у тебя есть сын!
Он не заметил, что я не назвал его фамилии. Пятью минутами позже я лежал на пляже. Серж пошел купаться. Ко мне подошел журналист.
– Я слышал, что вы представили сопровождающего вас молодого человека как своего сына. Это действительно ваш сын?
– Да.
– Я могу сфотографировать вас вместе?
– Он ушел купаться.
– Когда он вернется… Это для газеты «Нис Матэн».
Пришел Серж, и журналист сфотографировал нас. На следующий день Мадлен показала мне газету. Мы с Сержем на первой странице. Под фотографией безобидная подпись: «Жан Маре с сыном проводит отпуск в Каннах». Я поинтересовался у Мадлен:
– Парижские журналисты читают провинциальную прессу?
– Разумеется. Ты что, с неба свалился?
Едва она успела ответить, как я увидел одного, двух, пятерых, десятерых. Они забросали меня вопросами. Бомба разорвалась. Скрывать дальше невозможно.
– Обнимите его за шею, голову ближе.
– Кто его мать?
– Она актриса?
Я объясняю, что не могу сказать, потому что она недавно вышла замуж, и это было бы некорректно с моей стороны.
– Мы все равно узнаем.
Они поспешно опросили нескольких женщин, которые предположительно могли быть матерью Сержа. Они побывали даже в Португалии у Милы.
Как-то утром мне позвонил один журналист:
– Я в Антеоре с матерью Сержа. Хочешь с ней встретиться?
Этим журналистом оказался мой самозваный двоюродный брат, тот самый, который сообщил мне, что мой отец вовсе не мой отец. Он побывал в казарме Сержа, и ему дали адреса родителей: мой и его матери.
Они нашли Марию (так зовут его мать) и объяснили ей, что я на юге и хочу ее видеть. Ее привезли на машине вместе с мужем. Я не могу отказаться от встречи с этой женщиной, поверившей им и совершившей такое долгое путешествие. Мы едем с Сержем в Антеор. И как результат – фотографии, статьи. И все это с моего молчаливого согласия.
Вскоре Серж демобилизовался. Он расстался с Франсуазой, потому что встретил свою «большую любовь». Он представил ее мне. Анник – очень красивая, очаровательная, правда, немного взбалмошная девушка… Она то вскрывает себе вены, то цепляется за отъезжающую машину Сержа, то не хочет его больше видеть, то умоляет вернуться. Может дать пощечину на людях, устроить истерику…
Серж попросил у меня совета.
– Если она хотя бы три месяца сможет держать себя в руках, чтобы не свести тебя с ума и не сделать несчастным, – женись, – сказал я.
Я устроил Сержа на курсы Симона. Казалось, он делал успехи, но он оставил учебу, поссорившись с другим учеником. Так, по крайней мере, он сказал мне. Но я думаю, что это скорее всего из-за меня.
Как-то он начал критиковать певца, выступавшего по радио. Я сказал:
– Критиковать легко, а смог бы ты спеть лучше?
– Запросто.
– Ты хотел бы петь?
– Думаю, да.
Я устроил так, чтобы он брал уроки пения. У него красивый сильный голос. В отличие от меня, он не фальшивит.
Ознакомительная версия.
