Мои выкрики часто бывали совершенно бессмысленны, но
в них находило свое выражение то радостное остервене
ние, которым переполнена была моя душа. И Михаил меня
прекрасно понимал.
В обычное время переплыть Иртыш на лодке можно бы
ло в пятнадцать-двадцать минут. Теперь нам потребовалось
целых три часа для того, чтобы добраться до противопо
ложного берега. Когда, усталые и промокшие до костей,
мы ступили, наконец, на землю, время обеда уже минова
ло. Мы были страшно голодны, но это нас не беспокоило.
Нас не беспокоило также то, что для возвращения домой
мы должны были опять пройти через все те опасности и
испытания, которые мы только что оставили за собой. Нас
беспокоило другое: завтра предстоял экзамен истории, и
было ясно, что сегодня нам уже не удастся вкусить от ве
ликой премудрости Иловайского, — как же быть?
Но делать было нечего. Противоположный, левый, берег
Иртыша был неприютен л пустынен. Чтобы немножко раз
мяться и обогреться, мы с четверть часа побегали по его
откосам и раза два подрались на кулачках. Потом мы ре
шили, что времени терять нечего, и пустились в обратный
путь. Опять перед нами были ветер, волны, быстро несу
щиеся, шумно сталкивающиеся льдины. Опять мы плыли,
кричали, гребли, отливали воду, пробивались через ледяные
преграды. И, наконец, после неимоверных усилий, волне
ний и борьбы мы пристали к омскому берегу, но уже на
пять верст ниже города.
День склонялся к вечеру. Мы бросили лодку и пошли
домой пешком через Загородную рощу. Когда мы прибли
зились к дому Марковича, в окнах уже зажигались огни.
Через заднюю дверь, чтобы не привлекать ничьего вни
мания, мы пробрались в комнату Михаила и по секрету
вызвали его сестру Леночку. Доброе лицо девочки искази
лось почти ужасом, когда она увидела нас: мы были
в грязи, в песке, и с нашей одежды на пол текли тонкие
струйки воды.
224
— Где вы были? Что с вами случилось? — в сильней
шем волнении воскликнула Леночка.
— Пожалуйста, ни слова старшим! — угрожающе про
говорил Михаил.
И когда Леночка поклялась честным словом, что она
будет нема, как могила, мы рассказали ей о нашей аван
тюре. После того в доме поднялась таинственная возня.
Леночка бегала к нам и от нас, таскала нам халаты и
сухое белье, кормила нас ужином и поила крепким чаем.
У Леночки было твердое убеждение, что крепкий чай есть
лучшее средство для предохранения от болезней.
Когда я уходил домой, Михаил с горестным видом про
стонал:
— Ну, а как же Иловайский?.. Чувствую, что завтра
провалюсь.
Но я был опьянен экзаменационными успехами и пото
му легкомысленно отмахнулся:
— Пустяки!.. Экзамены?.. Чепуха! Кривая вывезет!
На этот раз я оказался прав. На следующий день и я и
Маркович, несмотря на полное отсутствие подготовки, пре
красно сдали испытание по истории.
Остальные экзамены тоже прошли вполне благополучно.
Я больше всего боялся греческого языка. И действительно,
попавшийся мне по билету перевод отрывка из Софокла
представил для меня довольно серьезные лингвистические
трудности. Тогда я прибег к испытанному средству: в тече
ние двадцати минут, дававшихся каждому экзаменующему
ся на подготовку, я изложил в пятистопном ямбе пример
ное содержание отрывка (настолько-то я понимал текст) и
в результате получил пятерку плюс похвалы по адресу
моего «поэтического таланта».
И вот настал-таки этот незабываемый день: 1 июня
1901 года я окончил гимназию!
А еще через два дня были объявлены окончательные ре
зультаты испытаний. Все 22 ученика восьмого класса вы
держали выпускные экзамены. Мне же и Усову были
присуждены еще золотые медали. И не только медали!
Сверх того, нам обоим дали по экземпляру «Путешествия
на Восток» Николая II в бытность его наследником пре
стола — три огромных роскошно изданных тома с подха
лимским текстом и великолепными иллюстрациями. Этот
подарок был так тяжел, что, возвращаясь с гимназиче
ского акта домой, я должен был нанять извозчика.
225
В последний раз я обошел классы и здание гимназии.
Сколько в этих мрачных, неуютных стенах было пережито,
передумано, перечувствовано! Сколько зародилось новых
мыслей, трепетных надежд, горячих мечтаний!.. Мне сдела
лось грустно. В памяти невольно встали заключительные
слова из «Шильонского узника» Байрона:
Когда
На волю он перешагнул,
Он о тюрьме своей вздохнул.
Впрочем, это был лишь момент. На следующее утро все
окончившие собрались на главном мосту через Омь для
совершения традиционного в то время гимназического об
ряда: по данному сигналу все бывшие восьмиклассники со
рвали с своих фуражек серебряные гимназические гербы и
с громкими восклицаниями бросили их с моста в воду. Го
родские обыватели, сбежавшиеся на это редкостное зре
лище, хихикали и делали одобрительные замечания.
Дня через два после того ко мне зашел Маркович и
сказал:
— У меня, Иван, есть предложение: с нашей заимки в
город пригнали лодку... Соберем компанию и поплывем на
заимку по реке.
— Великолепно! — с энтузиазмом поддержал я Ми
хаила.
В тот же вечер молодая, веселая компания — Маркови
чи, их кузен Колчановский, я, Сорокин, Мариновский и
другие — всего человек десять — отплыли на большой, тя
жело нагруженной лодке из Омска. Ехать надо было свыше
ста верст, вниз по течению, и мы взяли с собой не только
надлежащее количество провизии, но также пальто, одеяла
и подушки для ночлега.
Это была совершенно изумительная поездка. До сих
пор она живет в моей памяти как одно из самых ярких
впечатлений моей юности. Да и неудивительно.
Все мы были на заре нашей жизни. Все мы только что
окончили гимназию и чувствовали себя, как птицы, выле
тевшие из клетки на волю. Все мы были очень молоды и
наивны, и будущее нам рисовалось в самых радужных
очертаниях. Оно казалось нам широкой, прекрасной аллеей,
по которой мы отныне спокойно и уверенно пойдем к ожи-
