Ознакомительная версия.
Больше года Александр Суворов латал в армии дыры, формируя маршевые батальоны для отправки в Пруссию, и служил комендантом г. Мемеля, показав начальству отменную распорядительность. В полках тогда катастрофически не хватало не только солдат, но и офицеров. Тем не менее получить командование щупленький, невзрачный с виду офицер никакими силами не мог. Начальство просто не представляло себе, как посылать такого маленького человечка в бой против могучих пруссаков Фридриха Великого.
Отец Александра занимался снабжением армии и, благодаря своей «неподкупной честности», заслужил в январе 1758 г. чин генерал-поручика. Однако и он видел перспективы службы сына в интендантском ведомстве, а не на полях сражений. Тем не менее Василий Иванович должен был способствовать стремлению сына оказаться наконец в действующей армии.
Получив 9 октября 1758 г. чин подполковника Куринского пехотного полка, к которому был заранее приписан, Александр Васильевич достиг вожделенного театра военных действий, но… без личного состава под своей командой. Суворов отметил в своей автобиографии, что участвовал во взятии прусского городка Кроссена, надо полагать, в составе бригады генерал-майора князя Михаила Никитича Волконского, отличившейся затем при Пальциге и Кунерсдорфе[12].
В последнем, величайшем, сражении войны Александр Васильевич участвовал в должности дежурного офицера при командующем 1-й дивизией генерал-аншефе Ферморе. Родившийся в России сына англичанина, благодаря личным военным заслугам за 36 лет прошедший путь от бомбардира полевой артиллерии до генерал-аншефа, Вилим Христофорович Фермор был образцовым русским офицером: отважным, распорядительным, всегда подтянутым и даже – что странно по тем временам – не слишком честолюбивым.
Не его вина, что русская армия, которой Фермор командовал более полугода, не смогла одолеть войска Фридриха Великого при Цорндорфе 14 (25) августа 1758 г. Сражение, на которое Суворов не успел, превратилось в колоссальную резню. Русские понесли большие потери, чем пруссаки (16 тыс. убитых против 11), и вынуждены были отступить. Обвиняя в этом Фермора, офицеры помнили, что, разгромив пруссаков у Грос-Егерсдорфа, Вилим Христофорович отступил лишь по приказу свыше, и подозревали, что летнее отступление 1758 г. тоже санкционировано из Санкт-Петербурга.
У Фермора – единственного из тогдашних военачальников, смевшего сражаться с пруссаками на равных и даже побеждать признанного военного гения, короля Фридриха II, – молодому офицеру было чему поучиться. «У меня два отца, – говорил позже Александр Васильевич, – Суворов и Фермор». Чему же мог научиться Суворов у Вилима Христофоровича?
Именно Фермор сумел выполнить приказ из Петербурга, повелевающий находящейся в плачевном состоянии армии перейти в решительное наступление зимой 1757/58 г. Тогда полки шли в сильный мороз, нередко без ночевок, оставляя больных в городах и деревнях, но сохраняя порядок в своих рядах. Скорость наступления Фермора – 20 км в сутки – вдвое превышала принятую в европейских армиях (и продемонстрированную в текущей войне). Не ожидавший зимнего наступления Фридрих не успел перебросить против русских отозванные им на запад войска.
Заняв Восточную Пруссию и её столицу – Кёнигсберг, армия Фермора продолжила наступление. Был открыт путь к р. Варте, правому притоку Одера, и крепости Кюстрин, через которую русские (как и позже, в 1945 г.) были намерены двинуться на Берлин. Наступление в Померании затруднялось весенними паводками и плохими дорогами, но Фермор, уточняя маршруты колонн, вывел 42 тыс. солдат при 134 орудиях к окруженному болотами Кюстрину. Фридрих, спешно собирая войска со всех фронтов, устремился на спасение сосредоточенных в Кюстрине запасов провианта, запретив гарнизону под страхом смерти «заикаться о сдаче».
Фермор с помощью артиллерии успел уничтожить кюстринские склады, а замечательный полководец Румянцев сжёг мост через Одер. Фридрих под покровом ночи навел понтонный мост и внезапно появился между главной русской армией и корпусом Румянцева. Союзники-австрийцы, которым полагалось преследовать Фридриха, не пытались этого сделать. Численностью пруссаки уступали русским (их было чуть более 32 тыс.), но это были отборные, испытанные во многих сражениях полки. В то время как у Фермора целый Обсервационный корпус состоял из необстрелянных солдат, новоприбывших на поля сражений, которые к тому же исхитрились употребить перед боем «потаённо сверх одной чарки, которую для ободрения выдать велено».
Фермор успел отступить от Кюстрина и стянуть силы на пересеченной местности у деревни Цорндорф. Утром 25 августа 1758 г. развернулось кровопролитнейшее сражение Семилетней войны. Поле боя было иссечено оврагами и сплошь окружено лесами, а с трёх сторон – ещё реками и болотами. Поражение означало гибель. Понимая это, Фридрих велел объявить офицерам при переправе через Одер: «Мой девиз победить или умереть, и тот, кто так не думает, может оставаться на этой стороне и лететь к чёрту!»
Вполне осознавали свое положение и русские войска. Отчаянная ситуация показала, что масса офицеров готова проявлять личную инициативу. О феноменальную стойкость русского солдата, занявшего оборону, разбилось превосходное военное искусство Фридриха, который переиграл Фермора по всем статьям. В огненном аду главнокомандующий был контужен и выбыл из боя, многие офицеры погибли, генералы получили тяжкие раны, но войска держались. Неистовые атаки пруссаков отбивались ещё более отчаянными контратаками. Весь ход битвы при Цорндорфе не укладывался в военные каноны. Ни знакомые тактические схемы, ни разработанные Фридрихом для их опровержения приёмы не сработали. Русская армия устояла.
Никто в армии не знал, отчего Фермор, после торжеств и пролившихся на него наград в Санкт-Петербурге, был снят с поста командующего. Прибывший в его штаб Суворов смог поучиться и смирению, с которым Вилим Христофорович принял отставку, оставшись в армии во главе дивизии. Но самое сильное впечатление на Александра Васильевича, ощущавшееся всю его долгую полководческую жизнь, произвёл новый командующий: 61-летний генерал-аншеф Петр Семёнович Салтыков. Этот мудрый старик, тщательно изучавший тактику Фридриха и боевые свойства русских войск под началом Фермора, разительно отличался от военачальников, с которыми был уже знаком молодой Суворов.
* * *
Будьте ж войском так любимы, как Ваш родитель. Будьте так для Отечества добродетельны и снисходительны до верных его деток.
Суворов сыну СалтыковаПрибытие Петра Семёновича к войскам прошло без всяких торжеств. В отличие от Апраксина и Фермора он не признавал внешних признаков высокой должности. Офицер (впоследствии видный учёный) Болотов с изумлением описывал вступление Салтыкова в Кенигсберг: «Старичок седенький, маленький, простенький, в белом ландмилицком кафтане[13], без всяких дальних украшений и без всех пышностей, ходил он по улицам и не имел за собою более двух или трех человек в последствии. Привыкшим к пышностям и великолепиям в командирах, чудно нам сие и удивительно казалось, и мы не понимали, как такому простенькому и, по всему видимому, ничего незначащему старичку можно быть главным командиром столь великой армии и предводительствовать ею против такого короля, который удивлял всю Европу своим мужеством, проворством и знанием военного искусства. Он казался нам сущей курочкой, и никто и мыслить того не отваживался, чтоб он мог учинить что-нибудь важное. Генерал наш (губернатор Восточной Пруссии Корф. – Авт.) хотел было, по обыкновению своему, угостить его великолепным пиром, но он именно истребовал, чтоб ничего особенного для него предпринимаемо не было, и хотел доволен быть наипростейшим угощением и обедом. А сие и было причиною, что проезд его через наш город был нимало не знаменит и столь негромок, что, хотя он пробыл у нас два дня и исходил пешком почти все улицы, но большая половина города и не знала о том, что он находился в стенах его. Он и поехал от нас столь же просто, как и приехал».
Штабные офицеры Фермора, к которому Салтыков, прибыв в полки, отнёсся с подчеркнутым уважением, были в курсе хитроумных планов петербургской Конференции министров, которые поручалось выполнить Петру Семёновичу. Летом 1759 г. союзники намеревались двинуться на Фридриха со всех сторон и задавить его превосходящими силами. На Рейне и Майне собиралась 125-тысячная армия маршала Франции Контада; 150-тысячная австрийская армия фельдмаршала Дауна концентрировалась в Богемии и 45-тысячная – во Франконии. 16 тыс. шведов стояли у Штральзунда. 60-тысячная русская армия на Нижней Висле, по замыслу петербургских кабинетных стратегов, должна была действовать в составе этих почти 400-тысячных сил: маневрировать вдоль Одера во взаимосвязи с австрийцами, захватывать предписанные города, совершать диверсии.
Ознакомительная версия.
