Почему проигравшие дело графы Потоцкие, которые десять лет судились из-за имений, из-за капиталов, должны отдавать какие-то деньги?
Нет, это им не свойственно.
В июне 1823 года состоялась дуэль Киселева с генерал-майором Мордвиновым. Секундантом выступал адъютант Киселева Иван Бурцов.
Стреляли одновременно. Пуля Мордвинова пролетела мимо виска Киселева.
«Я ранен», – сказал Мордвинов. Через десять часов он погиб при явлениях острого загноения внутренностей. Киселев целил в ногу, но пуля попала чуть выше.
Ранения в живот в ту пору были смертельны.
Пушкин, еще не зная своей судьбы, очень интересовался дуэлью двух генералов. «В продолжение нескольких и многих дней он ни о чем другом не говорил». Он спрашивал: какого вы мнения? Кто выказал более чести, достоинства? Кишиневский приятель Пушкина Николай Степанович Алексеев держал сторону своего дальнего родственника Киселева, Липранди тоже был за Киселева. Однако Пушкин считал, что Мордвинов, вызвав на дуэль своего непосредственного начальника, тем самым явил более мужества.
Киселев обязался выплачивать вдове тысячу двести рублей ежегодно. Она сначала отказывалась, потом приняла пособие.
Как раз год назад, в 1845-м, умер отец Мордвинова. Так что же, перед смертью распорядился все возместить? Во-первых, у Мордвиновых не может быть таких денег, во-вторых, приношение в несколько раз больше суммы, которую выплатил Киселев.
Между тем просмотрены письма нынешнего военного министра генерала А. И. Чернышева. В 1826 году в ходе следствия по делу декабристов он старался упечь Киселева, но не добился обвинительных показаний от арестованных. В числе привлеченных к следствию были все адъютанты Киселева и все лично им назначенные командиры полков 2-й армии.
Чернышев человек прескверный, но тем менее вероятия, чтобы он расстался добровольно хотя бы со ста рублями.
Да и почерк не сходится.
Перечислим остальных корреспондентов подряд, и честных и бесчестных. Бенкендорф. Министр иностранных дел К. В. Нессельроде. Известный казнокрад министр просвещения С. С. Уваров. Пришедший в ветхость князь П. М. Волконский. Недавно умерший министр финансов Е. Ф. Канкрин. М. С. Воронцов. Даже умершего пятнадцать лет назад И. И. Дибича не надо оставлять без сличения. А вдруг письмо написано пятнадцать лет назад?
Ах, не с этих размышлений надлежало начинать. Сначала ему бы обдумать свой вчерашний вечер, проведенный в гостях. Что он делал около десяти часов вечера? В карты играл. Кто еще присутствовал из видных сановников? Не уехал ли кто незадолго до десяти часов?
Все эти вопросы пришли Киселеву на ум лишь через неделю. Вспоминал, вспоминал, так никого подходящего и не вспомнил.
Может быть, его отсутствие из дому установили при помощи наружного наблюдения? Какие-то иностранные скрытные агенты хотят его скомпрометировать? Тьфу, пропасть, до какой чепухи можно додуматься.
Не кроется ли тут какой-нибудь иной подвох?
Что сразу сделал бы Киселев, если бы он не был настороже? Поехал бы к давнишнему другу своему, к Алексею Орлову, новому шефу Третьего отделения.
Значит, именно этого делать нельзя. Неизвестно почему, но нельзя. Многолетний опыт придворной жизни привел к выводу: чем естественней поступок, тем более вероятия, что он окажется нарушением приличий, а то и непоправимой ошибкой.
Все танцуется от печки. Все надо обдумывать с оглядкой на государя.
Николай I возвратится в столицу лишь через три недели. Вполне хватит времени, чтобы наилучшим образом подготовить на высочайшее имя пресложнейшее письмо.
Почему вдруг в 1846 году возникла необходимость вернуть деньги, присвоенные давным-давно, более чем двадцать лет назад? Да еще со всеми процентами, тщательно подсчитанными?
Некий жулик рехнулся, что ли?
Но нет, письмо неизвестного – будем его впредь именовать Искомый – вполне разумное.
Религиозные угрызения в связи с предстоящей близкой кончиной?
В таком разе мог пожертвовать половину на благо церкви. Согрешил, покаялся, искупил грех и обрел покой в добронравных помышлениях. Да в письме нет ни слова о воле божией, не видно в нем ожидания близкого конца.
Боится Орлова, всесильного Третьего отделения? Но раз Искомый на равных обращается к министру графу Киселеву, раз он смог воочию убедиться в достоинствах графа, значит, и сам поднялся на немаловажную ступень.
Да, в младые лета поступил неблаговидно. Но разве нарушил Уголовное уложение? Было приказано: затребовать сумму для награждения, подготовить пакет. Искомый приказание выполнил. Затем, видимо, было повелено повременить. Он так и поступил.
Он может утверждать, и никто не сможет это опровергнуть, что через месяц в ответ на его вопрос царем было сказано: «Напомни, на чем мы стали?»
И еще могло быть сказано: «Отложим этот разговор до другого раза».
Затем он, Искомый, полагал неудобным напоминать.
Другого раза не было, так как царь либо забыл, либо не по душе ему было принимать определенное решение. И сумма осталась на руках.
Потом, когда царь умер, Искомый счел себя не вправе вручать пакет Киселеву. Всякие ходили разговоры.
А вдруг Киселев окажется в числе заговорщиков?
А вдруг Киселев… вот он, говорят, болеет…
А вдруг в Третьей Особенной кредитной канцелярии наводнение повредило бумаги?
Киселева не арестовали, он не умер, архив не погиб.
В одном и том же году, в 1844-м, А. Ф. Орлов сменил Бенкендорфа и Ф. П. Вронченко – Канкрина. Давний (с 1820 года!) начальник Третьей кредитной канцелярии стал министром финансов.
26 апреля 1846 года министр Вронченко, выполняя распоряжение Николая, оформлял продление аренды, дарованной Киселеву в 1836 году, еще на двенадцать лет.
Возможно, при этом Вронченко попутно заметил:
– Вот, я знаю, вы никогда не просите, а все цари вас награждают.
Киселев, естественно, ответил, что от Александра денежных наград никогда не получал.
Федор Павлович, очевидно, проверил свою память и отыскал в реестре запись: в знак монаршего благоволения и прочая тогда-то была затребована такая-то сумма и выдана через такого-то. Посмотрел формуляр Киселева. Там эта сумма не обозначена.
Как поступил Вронченко – мы не знаем. Постараемся «думать от Киселева». Судя по его дальнейшим действиям, вот какой ход событий представлялся ему наиболее вероятным.
Вронченко сложил все бумаги в папку и пошел с докладом.
Царь рассудил:
– Хорошо, что доложил. Огласке не предавай. Папку оставь у меня. Я сам займусь ею на досуге.
