Заголовок я взял из прекрасной песни о Сухуми в исполнении Игоря Саруханова. За год, проведенный в столице Абхазии, влюбился в нее.
В 1989 году мы со Смеловым играли за «Динамо–2», а в 1990 году оба уехали в Сухуми. По распоряжению Анатолия Бышовца. Ко мне подошел Николай Гонтарь, обрадовал: «Готовься, поедешь в Сухуми к Олегу Долматову». А я чувствовал уже сам, что заметно прибавил, играл неплохо и думал, что вот – вот подключат к основному составу. Но Бышовец в придачу к Александру Уварову взял в команду Диму Харина, Прудникова сплавил в «Торпедо», а меня потребовал удалить из команды. Ему возражали, все – таки я динамовский воспитанник, но Анатолий Федорович стоял на своем. Хотелось с ним поговорить, но с дублерами Бышовец не общался, даже не здоровался. Возможно, на его отношение ко мне повлиял и досадный эпизод на стадионе «Торпедо», когда «Динамо» играло с хозяевами поля на Кубок Федерации футбола СССР, и меня взяли в запас. В компании известных игроков я почувствовал неловкость, смущение, скованность, в раздевалке, неуклюже пробираясь к своему месту, сумкой задел и опрокинул поднос с горячим чаем, что усугубило мое состояние. А тут еще Бышовец медленно, язвительно так произнес: «Будем надеяться, что это к удаче. Да, молодой человек?» «Динамо» выиграло – 2:1, Уваров взял пенальти от Гречнева, и я подумал, что моя репутация спасена. Но нет, Бышовец решил все – таки от меня избавиться.
Поначалу я наотрез отказался покидать Москву: «Никуда не поеду, хочу играть только здесь». Гонтарю долго пришлось меня уговаривать, доказывать, что перспектив в московском «Динамо» у меня нет, первые роли отведены Харину и Уварову, есть еще и Сметанин. «Бышовец так решил, к тому же ты военнослужащий, приказам обязан подчиняться», – убеждал меня Гонтарь. Обиделся я тогда, конечно, но пришлось ехать. А с Бышовцем мы лет через десять в Португалии вспомнили те времена – он собирался подписать контракт с «Алверкой», в которой я тогда играл, потом еще с кем – то. Пошли с женами в ресторан. Не знаю, насколько Анатолий Федорович был искренним, но сказал: «Я хотел, чтобы ты играл. Не видел тебе места в своей команде, но чувствовал твой потенциал и был против того, чтобы ты сидел на скамейке. Поэтому и отдал тебя в Сухуми». А закончил он вдруг любопытной фразой: «И даже если я так не думал, все равно у тебя получилось очень хорошо. Поэтому ты должен быть мне благодарен». Как человек воспитанный, я промолчал: получилось, как получилось, винить его мне было не в чем.
Вместе со мной и Смеловым в Сухуми отправились и другие динамовские дублеры: Смирнов, Сабитов, Чижиков, Добашин, Тункин. Уезжал из Москвы в жутком настроении, но получилось так, что сейчас вспоминаю о сезоне, проведенном в столице Абхазии, как об одном из самых ярких в своей жизни. Команда у нас сложилась очень приличная, одно время даже претендовавшая на выход в высшую лигу. Олег Долматов дал мне полный карт – бланш еще в «Динамо–2», полностью доверял и в сухумском «Динамо», хотя в плане соблюдения дисциплины, проявлений характера ему, наверное, не очень легко со мной было, приходилось на многое закрывать глаза. Характер у меня к тому времени уже окреп до уровня строптивости, на любую несправедливость реагировал моментально. Хотя у каждого человека свои представления о том, что справедливо и несправедливо, и мои, понятно, не были идеальными. Но если я постоянно играл, значит, и при всех своих принципах Олега Васильевича устраивал. Не устраивали его только мои длинные волосы, еще без хвостика. У меня там была такая же прическа, как сейчас. Волосы я не собирал в хвостик, а мочил перед игрой. В матче с «Пахтакором» они упали мне на глаза, потерял мяч из виду, и Шквырин забил нам гол. После чего Долматов заставил меня подстричься. Я уже не сопротивлялся. Пропустив гол из – за своей гривы, понял: тренер прав.
Многие ребята приехали в Сухуми из Очамчиры, Гудауты, других абхазских городов. Жили мы сначала, почти все, на базе сборной страны в Эшерах. А потом глава Абхазии и большой поклонник сухумского «Динамо» Владислав Григорьевич Ардзинба отдал в наше распоряжение расположенную в очень живописном месте дачу Совета министров с отличным спортивным комплексом, правда, без футбольного поля. На балконах у нас рос виноград, а красного вина было хоть залейся. Пили вино, закусывали виноградом, вот и весь досуг. Развлекались, как могли. Однажды на спор с Сашкой Смирновым я съел сотню хинкали, запив их трехлитровой банкой яблочного сока. Выиграл 50 рублей. На мою игру эта трапеза повлияла только в лучшую сторону. Весил я уже тогда около ста килограммов. И вот в каком – то матче игрок соперников выходит со мной один на один и пускает мяч мне между ног. Думаю: «Ну все, гол». Выручила объемная «корма», мяч под ней застрял. Ребята смеялись: «А ты собирался худеть, видишь, не надо». Такой же эпизод случился с Зауром Хаповым во время матча «Алании» в Дортмунде с «Боруссией». «Бьют – мяча не вижу, думаю, гол, – рассказывал он. – А во мне 101 килограмм, и вдруг чувствую, что мяч где – то здесь, в складках тела застрял, нашел его под собой».
Чемпионат между тем шел своим чередом. Играли мы с «Локомотивом» в Москве. А Семин уже взял с меня слово, что по окончании сезона перейду в его команду. Железнодорожники двигались по турнирному пути со скрипом, еле держались в лидирующей группе. Юрий Павлович намекнул: мол, у тебя с нами уже предварительный контракт, ты не должен играть. Но я вышел, да еще и пенальти взял от Милешкина. Валерий Филатов, в том сезоне ассистент Семина, стоявший за моими воротами, не удержался, закричал: «Серега! Ты что творишь, мы же так в высшую лигу не выйдем». Сыграли – 0:0. После игры звоню Юрию Павловичу, он бросает трубку. Перезваниваю и слышу: «Как ты мог, мы же за выход в высшую лигу боремся, а ты у нас очки отнимаешь!» На что я ответил: «Если бы я поддался настроению помочь «Локомотиву», вы бы потом до конца карьеры сомневались, можно ли мне доверять. Я должен был играть и играл честно, в полную силу». Последовала пауза, и он согласился: «Ты прав, конечно». Но я пообещал ему, что в Сухуми против «Локомотива» играть не буду. И не играл. Но когда железнодорожники к нам приехали, предупредил, чтобы они не обольщались: мой дублер Смелов в прекрасной форме. И Серега сыграл еще сильнее, чем я в первом круге, просто потрясающе. «Динамо» обыграло «Локомотив» – 2:1, и Семин только руками всплеснул: «Уж лучше бы ты играл!»
Когда мы выигрывали домашние матчи, премиальные получали прямо в раздевалке. Снималась выручка со стадионных касс, и могучая женщина – кассир, килограммов под двести весом, приносила две хозяйственные сумки с деньгами. Как – то спросили кассиршу: «А вы не боитесь?» И когда она мужским басом прогрохотала: «Я ничего и никого не боюсь», уже нам стало страшновато. А после первой победы над владикавказским «Спартаком» идем с поля, и один местный футболист говорит мне: «Выпусти рубашку из трусов». «Зачем?» – спрашиваю. «Сейчас поймешь». Выпускаю свою фиолетово – малиновую рубашку – подарок Димы Харина, а она, как простыня, аж по колено, и болельщики мне как начали кидать деньги в этот подол – четвертные, полтинники, даже сотни. При премиальных за победу четыреста рублей (тогда даже «Локомотив» столько не получал), иной раз в подоле набиралось и по пятьсот. А за победу на выезде мы получали так называемые президентские – по 800 рублей от Ардзинбы. Тратить деньги нам было некуда, даже хранить негде. Сложим их под матрас и думаем: какие же мы богатые. Да и не давали нам тратиться.
