Гапон решил к еде не притрагиваться, тем более что, как только они сели за стол, Саблер начал расспрашивать, как поживают помещица Лашцикова и её милое семейство, как их здоровье?
— Не могу забыть, — продолжал Саблер, мечтательно подняв взор, — посещение её дома во время моего пребывания в Полтаве. Какой был обед! Какие невиданные разносолы! Я умолял её отдать мне своего повара, но увы, ни за что!
Гапон обстоятельно сообщил все семейные новости помещицы.
— И сама Прасковья Тихоновна, благодарение богу, чувствует себя прекрасно. Как вы, может быть, знаете, в прошлом году у неё были большие волнения по поводу дочери, которой предстояли выпускные экзамены в гимназии, но как раз я взялся за её подготовку, и теперь всё позади — Катя получила великолепный диплом.
— Да, да, — закивал Саблер. — Она как раз пишет мне об этом и очень хвалит вас, вашу образованность и педагогические способности.
Гапон потупился:
— О, вы же знаете, как великодушна Прасковья Тихоновна, я же только хочу начать серьёзно учиться.
— Да, в письме есть и об этом, — заторопился Саблер, он был рад, что гость не затягивает разговор и переходит к делу. — Я вам помогу. Идите в синод к председателю учебного комитета отцу Смирнову, он запишет вас на экзамены, а потом вам следует посетить его превосходительство господина Победоносцева.
— У меня к нему есть письмо архиерея Иллариона, — вставил Гапон.
— Вот и прекрасно, — ласково улыбался Саблер. — И я в свою очередь предупрежу его о вас, думаю, это не помешает.
Гапон вскочил и сломился в поясном поклоне:
— Ваше превосходительство!
Саблер протестующе поднял руку:
— Не надо, милейший, не надо, не теряйте времени, идите в синод.
В синоде, однако, всё чуть не сорвалось. И только из-за того, что отец Смирнов оказался невероятно похожим на дьякона кладбищенской церкви, которого Гапон не терпел и добился его устранения. Он был такой же тучный и говорил таким же сиплым голосом.
Сразу почувствовав к нему острую антипатию, Гапон без всяких реверансов (за спиной Саблер!) сказал, что его нужно внести в список экзаменующихся в академию.
— Вот вам мои документы, — и положил их на стол.
Смирнов демонстративно отодвинул бумаги от себя.
— Сказанное вами мне надо расценивать как приказ? — сипло спросил он с усмешкой на жирном лице.
— Вам прикажут те, кто имеют на это право, — ответил Гапон и, слегка поклонившись, ушёл.
В тот же день он отправился в Царское Село, где во дворце было служебное помещение, а неподалёку находилась дача Победоносцева.
Впоследствии Гапон не раз будет рассказывать, как он пробился к самому обер-прокурору и заставил этого грозного старика выслушать его и прочитать письмо Иллариона.
Наступление на Победоносцева он начал издалека, ещё из Полтавы. Ещё там, узнав о юбилее, с которым его поздравляли разные сановники и сам царь, Гапон написал Победоносцеву, как завидует его судьбе учителя самого царя, а далее он, ничтоже сумняшеся, сообщал, что у него есть идея, как организовать в России просветительское дело помимо школьного образования. Победоносцев ему не ответил — Россия полна сумасшедшими проектами перестройки жизни, на каждый не отзовёшься…
Но когда обер-прокурору доложили, что автор этой идеи уже здесь, у него на даче, и сидит на веранде, деваться старику было некуда. Он только распорядился, чтобы при разговоре с просителем находились его личный секретарь и слуга и чтобы в случае чего они не зевали.
Меж тем Гапон сидел на веранде в лёгком раздумье о том, что царский учитель, видать, живёт неплохо. Дача его примыкала к дворцовому парку, где по стриженой траве гуляли важные павлины с хвостами, похожими на фейерверочный взрыв, а где-то дальше, в глубине, духовой оркестр играл вальс…
— Я слушаю вас.
Гапон вздрогнул и вскочил — перед ним стоял сам Победоносцев, а по бокам от него — ещё два важных субъекта.
— Здравствуйте, многие лета вам, ваше сиятельство, — тихо и взволнованно произнёс Гапон и низко-низко поклонился, увидев в эти секунды свои запылённые ботинки и мятые брюки. И в академии, и здесь он полагал нужным выглядеть как человек из народа — тем сильнее будет эффект, когда он заговорит.
Его пригласили сесть за большой круглый стол, занимавший половину веранды. По другую сторону сели Победоносцев и один из субъектов, другой субъект остался за спиной Гапона, бесцеремонно разглядывавшего графа. Обер-прокурор был точь-в-точь как на газетной фотографии — плоское лицо, крючковатый нос, пышные, торчащие в стороны усы над тонкими, плотно сжатыми губами и срезанным подбородком.
— Ну так что же у вас ко мне, я слушаю, — прошелестел Победоносцев, вглядываясь в лицо Гапона с мелкими чертами и чёрными глазками в глубоких впадинах.
— Будучи обеспокоен засильем невежества, я продумал идею широкого просветительства среди населения… — начал Гапон, глядя прямо в глаза графу, отчего тот испытал неловкость. — Необходимо во всех городах и наиболее крупных сельских поселениях создать просветительские общества с привлечением в них всех местных образованных людей, включая и священников. Для обществ этих должна быть разработана специальная программа с таким расчётом, чтобы она дала простым неграмотным людям основные понятия о государстве Российском и его любимом монархе.
— Подобная идея уже была, — мягко ответил Победоносцев. — Её предлагал, если мне не изменяет память, предводитель дворянства из Смоленска.
— Так точно, ваше сиятельство, — подтвердил секретарь. — Он ещё хотел, чтобы при обществах существовали народные хоры.
— И какой же ход мы дали тогда этой идее? — спросил у секретаря Победоносцев.
— Переслали по принадлежности министру просвещения.
— Ну и что же с ней стало дальше? — насмешливо спросил Гапон.
— Не могу знать, — ответил секретарь.
— А сколько раз я говорил вам, — вдруг осерчал граф на секретаря. — Надо интересоваться дальнейшим ходом дел по пересланным нами документам. — И обратился к Гапону: — Вы вашу идею изложили письменно?
— Пока у меня только сама идея. Но если вы, ваше сиятельство, в принципе признаете её полезной, я немедля сяду за разработку устава и программы предлагаемых мною обществ.
— А чем вы занимаетесь… вообще? — поинтересовался граф.
— Я приехал в Петербург поступать в духовную академию.
— Похвально, молодой человек, весьма похвально.
— Я счастлив, что вы поддерживаете это моё решение, это придаст мне силы на все годы ученья, и я вас не подведу.
— Вот и хорошо… вот и хорошо… — Победоносцев встал.
