Ион пнул коробки, в каждой из которых находилось двадцать кусков мыла, завернутых в серебряную бумагу.
Согласившись принять крещение славой за границей и вернувшись из этой экспедиции с пустыми руками, Эвита натолкнулась на еще более глухой барьер. Карьере был нанесен, быть может, непоправимый урон.
Эва Дуарте провела несколько дней в своей комнате в квартале Бока Горда. Никто не пожелал поселиться здесь вместе с нею после самоубийства Ампаро. Эва была настолько обессилена, что не вставала с постели даже ради самых неотложных дел. Полуодетая, она лежала без движения, не испытывая ни голода, ни жажды, не видя снов. Именно тогда ей пришла в голову мысль об Ампаро, которая тоже провела несколько дней в абсолютном бездействии, прежде чем броситься под поезд метро.
Эва вдруг осознала, что образ Ампаро словно гипнотизирует ее, как будто только теперь до нее дошло, что же произошло с ее подругой. И воспоминание об Ампаро, погубленной ложной мечтой в расцвете юности, неожиданно придало ей силы. Эва смогла покинуть комнату.
То, что стыдливо называли «несчастный случай», произошло на станции «Бельграно». Эвита в оцепенении смотрела на рельсы и грохочущие колеса. Потом покинула станцию и, почувствовав головокружение, вошла в кафе. Зачем Ампаро позволила этим глупым железным колесам испортить свое прекрасное платье из золотой парчи? Эва Дуарте долго сидела в кафе, не двигаясь, не слыша мужских голосов, не отвечая на непристойные замечания.
В этом кафе, как и во многих других, стоял радиоприемник, передававший легкую музыку и новости. Эва почувствовала, что слова, исходящие из аппарата, придают ей сил. Если мир кино, театра, мюзик-холла закрыт для нее под тем предлогом, что ей не удается влезть в шкуру другого человека, если она не умеет быть кем-то другим, значит, ей остается только эта коробочка, нашедшая распространение повсюду, даже в жилище бедняка, коробочка, откуда вырываются фанфары мира.
Радио было убежищем для актеров, не нашедших признания в других сферах. Несомненно, для Эвиты радио было последним шансом остаться в большом городе, избежать бездны замужества, оказаться на виду. Ее голос услышат повсюду. Она сможет кричать, а для нее важнее всего было иметь возможность кричать, кричать без конца и без цели…
Эвита оставила на столе почти нетронутый стакан сидра — впервые в жизни она попробовала спиртное — но, когда она выходила из кафе, глаза у нее были пьяными…
Попытать счастья — это значит занять очередь, пройти по коридору, смешавшись с другими девушками, которые тоже ждут чуда.
Эвита входила в приемную среди остальных соискательниц. Ей давали текст для прочтения, записывали ее голос. А на следующий день говорили, что она может оставить свой адрес. В настоящий момент штат станции укомплектован.
И все же вновь и вновь повторялся один и тот же диалог:
— Речь идет о театральном коллективе.
— Наш коллектив укомплектован.
— Я хочу видеть директора.
— Это невозможно. Он принимает только по предварительной договоренности.
— Я хочу видеть его секретаря.
— Это не поможет. Сначала вам нужно сделать пробу.
Она предпочла бы не делать никаких проб. Результат всегда одинаков: преобразованный микрофоном, ее голос ничем не отличался от голоса, которым она говорила на сцене.
— Почему вы кричите, сеньора? Попробуйте шептать.
На Радио-Бельграно ее ждало то же самое разочарование. Проба, неодобрение техников, Эва Дуарте в гневе встает и требует приема у директора, как будто с нею обошлись невежливо. Приговор, подтверждавший ее посредственность как артистки, она считала оскорблением. Одним из многочисленных оскорблений по отношению к простым людям, оскорблениям, в которых виноваты богачи.
— Я хочу видеть директора! — вскричала Эвита, когда после очередной пробы голоса ей посоветовали оставить свой адрес. — Я хочу видеть господина директора!
Радио-Бельграно — большая частная радиостанция Буэнос-Айреса. Она находится в богатом квартале, окружена большим парком. Директор этой частной радиостанции, Хаим Янкелевич, человек, вышедший из низов, привык действовать на американский манер. Сначала у него была небольшая велосипедная мастерская. В 1923 году во время чемпионата мира по футболу он скупил все детекторные приемники в Буэнос-Айресе, рассчитывая извлечь прибыль из всеобщего психоза. В Аргентине основным национальным развлечением является футбол. В дни всеобщего спортивного ликования Янкелевич сдал напрокат свои приемники и продолжал сдавать и в дальнейшем. Основу его состояния заложил именно этот смелый поступок. В 1943 году он вознес Янкелевича на пост директора и владельца Радио-Бельграно.
Янкелевич был человеком открытым, не лишенным фантазии. Когда он узнал, что какая-то неизвестная актриса настаивает на встрече с ним, и не робко, а нахально, то вместо того, чтобы отослать ее, как поступил бы любой из его коллег, он решил принять ее ради развлечения. Их первая встреча была сухой и краткой.
Эва Дуарте бросила:
— Ваши пробы обман! Нам не дают даже пяти минут для выступления!
— Хорошо! Мы еще раз проведем эту пробу, — любезно сказал Янкелевич. — Я пройду вместе с вами в студию записи.
Коссио, руководитель театральных передач Радио-Бельграно, получил указание дать Эвите столько времени, сколько ей нужно, чтобы выразить себя, и позволить ей сделать столько проб, сколько будет необходимо, прежде чем отвергать ее с полным знанием дела.
Через несколько дней Хуан Коссио пришел с докладом в кабинет Янкелевича.
Эва Дуарте не читала текст и тем более не играла его: она просто с цепи срывалась. Ей предложили эпизодические роли, пока она не найдет нужные интонации и не подладит голос. Но она требовала большие роли в исторических пьесах. Эва хотела воплотить Марию Стюарт, Марию-Антуанетту, Екатерину Великую, Изабеллу Испанскую. Она отстаивала свое право на главные роли с убежденностью голодного, считающего, что имеет право на белый хлеб.
Руководитель передач пригрозил, что уволится, если ему навяжут Эву Дуарте. Он заявил, что девушка едва годится на то, чтобы выкрикивать рекламные лозунги.
Хаим Янкелевич призвал к себе Эву Дуарте и поведал ей, как сильно он сожалеет, что не может предоставить ей место в коллективе радиотеатра. Эта девушка жестоко обманывалась относительно своего призвания, но она проявила смелость, порывистость, упрямство. Янкелевич решился предложить ей другое амплуа. Замялся на минуту, потом проговорил с широкой улыбкой: