себя самую трудоемкую часть работы. Я просмотрел в архиве института все отчеты Матюшина о раскопках и сопоставил приведенные там сведения с предварительными сообщениями о тех же полевых исследованиях в периодике и с итоговой монографией. Картина фальсификации фактов раскрылась во всей ее неприглядности.
На основе составленной мною записки комиссия приняла соответствующее решение. Тогда Рыбаков созвал новое заседание комиссии, без меня, но в присутствии Матюшина, и сам продиктовал текст заключения: Матюшин — честный человек, а Крижевская его оклеветала. Мои высокопринципиальные товарищи подписали и это. Не ставя в известность членов редколлегии, Рыбаков попытался напечатать липовый документ в «Советской археологии». Я случайно узнал об этом и сумел остановить публикацию.
Не прошло и года, как Рыбаков отправил в издательство вторую книгу Матюшина, хотя сектор к печати ее не рекомендовал. И это сочинение вызвало отрицательную рецензию [23], что не помешало успешной защите докторской диссертации.
Для подробного разбора всех матюшинских махинаций понадобилось бы много места. Ограничусь кратким изложением того, что я писал в связи с книгой «Мезолит Южного Урала».
Тут немало сходного с рассказанными выше историями. По утверждению автора, на территории Башкирии и Челябинской области он выявил и изучил большую серию мезолитических стоянок, ранее на Урале неизвестных. Все памятники содержали микролитические кремневые изделия. Подобный материал, как давно установлено на Украине, в Крыму, на Северном Кавказе, в Среднем и Нижнем Поволжье, в Казахстане и Средней Азии, бытовал как в мезолите, так и в неолите. Надо, значит, выяснить, какие из уральских стоянок более древние — мезолитические, а какие более поздние — неолитические. Сделать это нелегко, поскольку слои с находками на большинстве поселений тонки и вещи разного возраста в них смешаны.
Отсутствие керамики не всегда может служить критерием для отнесения памятников к докерамическому времени. В некоторых пунктах собрано совсем мало кремней (Каинлыково — 32, Миловка — 47, Старая Мушта — 51, Черкасово — 139, Сабкай III — 15, Романовка III — 105, Михайловка — 125, Мыс Безымянный — 176) [24] и то, что черепков здесь нет, может указывать лишь на краткость обитания в данном месте, куда сосуды просто не приносили.
Ранняя уральская керамика сохраняется плохо. Сам Матюшин писал: «сосуды стали рыхлыми и под палящими лучами солнца прямо на наших глазах рассыпались в прах» [25]. На ряде стоянок, расцененных Матюшиным как неолитические, число черепков ничтожно: в Карабалыкты I их всего 12 на 1913 кремней, в Сабакты VI — 6 на 1560 кремней [26], в Карабалыкты VIII — 104 на 3922 предмета [27]. На исследовавшейся Крижевской в течение нескольких лет Усть-Юрезанской стоянке найдено около двадцати тысяч кремней и только сорок мелких фрагментов керамики [28]. Поэтому при определении возраста памятников надо учитывать возможность полного разрушения ранней рыхлой посуды.
В значительной части пунктов (Янгелька, Мысовая, Мурат I, Ильмурзино, Михайловская, Муллино, Давлеканово, Кусимовская, Сюнь II, Сабкай III, Икты-куль, Линевое) встречены как описанные Матюшиным микролитические изделия, так и керамика и орудия неолитических типов. Очевидно, следовало тщательно проанализировать стратиграфию и планиграфию памятников и все без исключения находки. Ничего похожего в толстой книге Матюшина нет. Сведения об изученных объектах не изложены в какой-то одной главе, а разбросаны по нескольким — справки о стратиграфии — во второй, о кремнях — в третьей... Орудия неолитического облика не описаны вовсе, хотя они, может быть, и не случайно смешаны с микролитическим инвентарем, опубликованным как комплекс мезолитического возраста, а связаны с ним совершенно непосредственно. Противоположное надо доказывать с фактами в руках.
Какие памятники раскопаны и где есть надежные стратиграфические наблюдения, понять трудно. Согласно книге (с. 33), стоянка Романовка II исследовалась шесть сезонов: в 1959—1961, 1963, 1967 и 1969 годах. Но в отчетах Матюшина за 1961, 1963 и 1967 годы сведений о Романовке II нет, Романовка III якобы изучалась в 1960 и 1961 годах, но в отчете за 1961 год данных об этом нет. О стоянке Сюнь II в книге сказано, что работы там были проведены в 1967, 1968 и 1969 годах. Отчеты за два последних года это не подтверждают. Точно также в Полевой комитет Института археологии не поступило никакой информации о раскопках в Ильмурзине в 1961 году и на мысу Безымянном — в 1967, хотя в книге о них упоминается. 1969 год, если верить той же книге, был особенно плодотворен. Тогда были заложены раскопы на семи поселениях: Давлеканово I, Долгий Ельник II, Ильмурзино, Казырбаково, Карабалыкты VII, Романовка II, Сюнь II. В отчете же за этот год мы находим кое-что лишь о Долгом Ельнике [29]. В чем тут дело? Увеличил Матюшин число полевых сезонов, дабы создать впечатление об обилии собранных им фактов, или просто предпочитал сдавать отчеты-отписки, оставляя многое в стороне? Разобраться в этом я попросил председателя Полевого комитета Д. Б. Шелова, но от выполнения своих прямых обязанностей он уклонился.
Для монографии «Мезолит Южного Урала» характерна и невероятная путаница. На странице 33 среди основных памятников названа Михайловская стоянка, где вскрыто 100 кв.м культурного слоя. На странице 85 читаем, что в Михайловке были только сборы подъемного материала на пахоте, причем здесь попадались и неолитические типы орудий. В том же списке числятся стоянки Суртанды VI (где в 1967 году вскрыто 72 кв.м) и Суртанды VII (1968 — 88 кв.м). На страницах 109—110 говорится об одном объекте — Суртанды VI—VIII, раскопанном на площади 652 кв. м, но содержавшем мезолитические находки только в пункте VI. Зачем же тогда Суртанды VII попало в список основных мезолитических памятников?
Из отчетов видно, что «опорная», «стратифицированная» стоянка — Ильмурзино — еще до раскопок была разрушена карьером. Никаких реальных слоев там не прослежено. Просто на уцелевшем участке находки были взяты по штыхам толщиной 15—20 сантиметров. Так же, по условным горизонтам толщиной 10—15 см, брался материал в Янгельке и Мурате. В книге все это трансформируется в предельно четкую картину, и автор оперирует, ни много ни мало, семью слоями Ильмурзина.
Не меньшие сомнения, чем сведения об объеме проведенных работ и стратиграфии, вызывают прочие результаты раскопок. На поселениях Янгелька, Долгий Ельник, Кусимовская, Мысовое якобы выявлены остатки жилищ. В мезолите России их вообще немного, а на Урале до недавнего времени и совсем не было.
Исследователю полагалось бы подробно охарактеризовать эти объекты. Но ни описаний, ни планов, ни разрезов жилищ в монографии нет.
То же и с находками. На странице 75 книги сказано, что на стоянке Романовка II обнаружены «разнообразные
