Такова форма откровения по Мухаммеду. В чем же он полагал самую сущность и главное содержание истинной религии?
“Скажи тем, которые станут спорить с тобою: я отдал сердце мое Богу, также и те, что следуют за мною” (Сура III, 18).
“Скажи им: или мне искать другого покровителя, кроме Бога? Он сотворил небо и землю. Он питает и не питается. Я получил приказание – первый (из арабов) – обратиться к исламу и не давать равного Всевышнему” (Сура VI, 14).
“Авраам сказал отцу своему Азару: воздам ли изваяниям поклонение, подобающее единому Богу? Ты и народ твой во мраке глубоком. Мы показали Аврааму славу неба и земли, чтобы сделать веру его непоколебимой. Когда ночь осенила его, он увидел звезду и воскликнул: вот мой Бог! Но звезда исчезла, и он сказал: я не люблю того, что исчезает. Увидев восходящую луну, он сказал: вот мой Бог! Но когда луна зашла, он прибавил: если бы Господь не просветил меня, я был бы в заблуждении. Когда солнце появилось на востоке, он воскликнул: вот это мой Бог – он больше других! Но когда солнце закатилось, он продолжал: народ мой! Я не причастен поклонению вашим божествам, я поднимаю чело мое к Создателю неба и земли; почитайте Его единого; я не с теми, что причисляют богов к Богу” (там же, 74 – 79).
“Они приравняли джиннов Богу, а те лишь создания Его. Они приписывают Ему детей в невежестве своем. Хвала Богу, далече от него такое богохульство”(там же, 100).
“Если они откажутся верить учению твоему, скажи им: мне довольно и одного Бога. Нет Бога, кроме Него; на Него возложил я все доверие свое. Он – владыка верховного престола” (Сура IX, 130).
“Если вы будете неверны, то Бог все-таки останется Владыкою неба и земли. Он богат, и хвала Его в Нем Самом” (Сура IV).
“Помните вы царя, который спорил с Авраамом о Боге, давшем царство? Мой Бог, – сказал Авраам, – Тот, который дает жизнь и смерть. – Это я, – отвечал нечестивец, – даю жизнь и смерть. – Но мой Бог, – прибавил Авраам, – поднимает солнце с востока, – подними его с запада! – Неверный остался в смущении, ибо Всемогущий не просвещает развратных” (Сура II, 260).
“Бог низводит дождь с небес, и сухая земля становится плодородною, – не знак ли это для понимающих?” (Сура XVI, 67).
“Если бы во Вселенной было много богов, ее разрушение было бы близко” (Сура XXI, 11).
“Мы внушили тебе принять веру Авраама, который был благочестив и не принадлежал к идолопоклонникам” (Сура XVI, 124).
“Он начало и конец, Он явный и сокрытый, знание Его обнимает все существующее” (Сура LVII, 3).
Хотя Бог является Мухаммеду преимущественно со стороны своего бесконечного величия как Бог силы, как всемогущий Вседержитель, этим не устраняются и другие существенные для религии стороны в понятии Божества. В VI Суре Аллах называется Богом истины, а в XVII читаем: “Призывайте Бога или призывайте Милосердного: эти два имени одинаково прекрасны”. С чувством подавляющего величия Божия у Мухаммеда соединялось ясное понятие о нравственном характере Божества, о Его правде и милосердии. Свою проповедь он начинает: “Во имя Бога милосердного, милостивого” (бисм Иллах эр-рахман эр-рахим), и первая вступительная Сура есть чисто библейское славословие: “Хвала Богу, Владыке миров, милосердному, милостивому, царю Судного дня. Поклоняемся Тебе, Господи, и молим Тебя о помощи. Направь нас на стезю спасения, на стезю тех, кому Ты умножил благодеяния Твои, кто не заслужил гнева Твоего и сохранился от заблуждения”.
Единством Божиим логически требуется единство человечества, связанного с Богом, то есть единство истинной религии для всех народов. Открыть истину одним и скрыть ее от других было бы противно правде и милосердию Божию. Отсюда уже явствует, что Мухаммед не мог смотреть на Коран как на безусловно новое откровение. Человечество, единое по происхождению, имело с самого начала одну истинную веру. “Бог всех вас создал из одного человека, и из него же Он образовал женщину, чтобы быть подругой ему” (Сура VII, 189). “Первоначально все люди имели одну веру. Потом они предались религиозным спорам” (Сура X, 20).
Когда вследствие этих споров у разных народов возникли различные заблуждения и ложные религии, Бог каждому народу посылал пророка из среды его для возвращения заблуждающихся к единой истине. “Все народы имели посланников (Божиих), судивших их по правде” (там же). “Всякому народу посылали Мы посланников, проповедовавших единого Бога и отвращавших от тагута (идола). Некоторые открыли глаза для света, другие судом Божиим остались в ослеплении” (Сура XVI, 38).
Мухаммед решительно отклоняет от себя притязание быть основателем или первым провозвестником мусульманской религии: “Ислам, – говорит он, – есть религия Ноя, Авраама, Моисея, Иисуса” (Сура XLII, 11). “Скажи: мы верим в Бога, в то, что Он послал нам, что Он открыл Аврааму, Измаилу, Исааку, Иакову и двенадцати коленам, мы верим в священные книги, полученные с неба Моисеем, Иисусом и пророками, мы не полагаем между ними никакого различия – мы Ему предали себя” (Сура III, 78).
Это единство и древность ислама заставляют Мухаммеда осуждать всякую религиозную исключительность и требовать одинакового признания всех исторически различных проявлений истинной религии. “Те, – говорит он, – которые, восставая против Бога и посланников Его, полагают между ними различие, веря одному и отвергая другого, создают себе произвольную веру. Это неверные, которые будут наказаны. Но те, которые веруют в Бога и посланников Его безразлично, будут награждены” (Сура IV, 149 – 150).
Такое безразличие, относящееся, собственно, к единой и истинной сущности всех монотеистических религий и к общему для всех их провозвестников факту божественного посланничества, не мешает Мухаммеду относиться к ним неодинаково с других точек зрения. Прежде всего, совершенно особенное значение должен был иметь для него отец всех верующих, Авраам. Его традиционным именем освящалась, с одной стороны, та национально-религиозная почва, на которой возник ислам, а с другой стороны, это имя связывало новую религию с прочими современными Мухаммеду “народами писаний”, то есть христианами, иудеями, сабиями.
Если бы Мухаммед, намереваясь дать арабам религию, имел в виду не истину, а укрепление их национальной особенности, то он должен бы был выставить на первый план не Авраама, а традиционного родоначальника своих соплеменников – Измаила, представить его пророком, посланным специально для арабов, а самого себя – восстановителем религии Измаила. Но хотя Мухаммед ограничивал – особенно сначала – свое посланничество одними арабами, считая себя имеющим поручение от Бога именно к этому народу, однако самое поручение это состояло не в том, чтобы укреплять арабскую национальность и утверждать особое для этого народа исключительно предназначенное духовное начало, а в том, чтобы проповедовать арабам истину единобожия. А традиционным представителем этой истины в древности был не Измаил, а Авраам. Авраам не был национальным пророком, он не был послан специально к арабам; они почитали его вместе с другими народами – с иудеями и христианами. Выставляя ислам как религию Авраама, Мухаммед надеялся сделать свою проповедь убедительной и принятие ее нравственно обязательным для добросовестных последователей Моисея и Христа. Он надеялся согласить монотеистические религии между собою, возвращая их к их общему источнику. Если иудеи и христиане, думал он, искренно одобряют веру Авраама и считают его родоначальником своей религии, то они должны принять и его, Мухаммедову, проповедь, так как он проповедует им эту самую Авраамову веру и ничего более. “Авраам не был, – читаем в Коране, – ни иудей, ни христианин, – он был правоверный, мусульманин, поклонник единого Бога. Ближе всех к Аврааму те, которые следуют ему и этому посланнику (Мухаммеду) и веруют, как он: Бог глава верующих” (Сура III, 60 – 61).
