Полковая атмосфера давала многое молодым офицерам в плане духовного развития. У волынцев была собранная их же трудами прекрасная библиотека с книгами не только военного содержания. Имелось много художественной и научной литературы, в том числе по философии и истории. Выписывались на полк журналы и газеты. Самообразование через чтение считалось если не обязательным, то достойным занятием офицера лейб-гвардии в свободное время.
Дроздовского в полковом офицерском собрании сразу же завлекли в свой круг любители шахматной игры. И молодой подпоручик самым серьезным образом увлекся шахматами. Это развило в нем способности человека, умеющего анализировать складывающуюся ситуацию и принимать верные решения.
Уже в годы Первой мировой войны способный к оперативной работе штабной офицер не раз скажет сослуживцам о значимости шахмат для ведения войны.
— То, что мы разыгрываем на оперативных картах, для шахматиста путь уже пройденный.
— Михаил Гордеевич, ты опять говоришь о многовариантности мышления штабиста.
— Конечно, о том. Оперативник в работе над картой-верстовкой — тот же игрок, но только не за шахматной доской.
— И когда же ты пришел к такому понятию?
— Еще зеленым подпоручиком Когда меня стали учить играть в шахматы в офицерском собрании лейб-гвардии Волынского полка.
— И как, успешно?
— Ну, об этом судить не мне, а вам…
Строевая служба длилась для Дроздовского три года. В становлении молодого пехотного офицера то был срок немалый. Рекомендации имел отличные, репутацию — безупречную. Теперь можно было, по отцовскому совету, подумать и о будущем Гордей Иванович в наставлениях сыну постоянно замечал;
— Тебе нужна академия. И тогда карьера, в лучшем понимании этого слова, будет для тебя иной. Учиться надо дальше, пока молодой, пока тяга к знаниям есть. А полковую лямку ты еще потянешь. Тебе один путь из гвардии — в императорскую Академию Генерального штаба. В полку ты подрос — пиши рапорт по начальству. Знаю, оно тебе не откажет в праве поступать…
Действительно, трехлетняя полковая служба словно отшлифовала характер Дроздовского-младшего. От бывшего павлона, частого посетителя училищного карцера, не осталось и следа. Первое это заметили его однокашники, а не он сам;
— Михаил, ты словно подпоручиком дворцовой гренадерской роты стал. Мы тебя не узнаем сегодня.
— Чего не узнавать вам меня? Служить так служить…
Его побуждало к поступлению одно немаловажное обстоятельство. Он скоро осознал, что полковые офицерские занятия стали как-то тесны ему. Он хотел иметь гораздо больше профессиональных познаний, которые он мог получить только в академии. Решение о том вызрело в нем подспудно и основательно. И скажем так — довольно скоро.
В 1904 году подпоручик Михаил Дроздовский по команде подает рапорт о своем желании поступать в Николаевскую академию Генерального штаба. Однако готовиться к вступительным экзаменам он стал несколько раньше, загодя. По рассказам отца он знал, что отбор в Академию Генштаба идет самый строгий и тщательный. И что туда попадают только самые работоспособные и талантливые офицеры, то есть которые по своим личностным качествам являются по службе перспективными. Дроздовский-старший говорил:
— Будь верен себе. Будешь понимать больше и пойдешь дальше, когда станешь генштабистом… Генштаб — это мозг армии. Это перспектива роста в служении Отечеству, Михаил…
Отец торопил сына не зря. И причина тому была проста: возрастной ценз для поступающих в академию не позволял многим способным офицерам учиться дальше. Карьерный рост жестко требовал подкрепления знаниями и молодостью. В праве поступать Михаилу Дроздовскому отказано не было.
— Господин подпоручик, вы можете подавать по команде рапорт на учебу…
Однако пробиться в Академию Генерального штаба было ох как непросто. Экзамены, как обязательное испытание, были в ней двухступенчатыми. Сперва они сдавались в штабе военного округа, в данном случае приграничного Варшавского. Именно здесь происходил первый беспристрастный отсев желающих поступить. Более серьезный экзамен ожидал их уже в Санкт-Петербурге, в самой академии.
В штабе военного округа экзамены принимались по трем дисциплинам. Это было решение на карте тактической задачи (в объеме роты — батальона), с приложением объяснительной записки и приказа Затем писалось сочинение по русскому языку и сдавалась комиссии верховая езда. Она была обязательна и для пехотного офицера.
В самой академии вступительные экзамены были иными. Они принимались по тактике, строевым уставам всех родов оружия (отдельно — по артиллерии и инженерным войскам), математике (за полный курс реального училища), всеобщей и русской истории, географии (по так называемым немым картам), двум иностранным языкам — французскому и немецкому, вновь по верховой езде.
То есть отбор шел по уровню знаний самый пристрастный. Требовалась не просто высокая эрудиция, а глубина знаний. То есть поступающий должен был знать гораздо больше, чем он с прилежанием получал в военных училищах. Иначе от мечты стать генштабистом ему приходилось просто отказываться.
Серьезность экзаменов была столь высока, что тех, кто отваживался на такой поступок, в офицерской среде прозывали «безумцами». Тем более что в случае провала на экзаменах (а поступали далеко не все) человек нес немалый душевный урон. Поэтому случаи повторных попыток поступления были не частыми.
Но в итоге уровень слушателей Академии Генштаба неизменно оставался высок. То есть двухступенчатое экзаменационное сито себя, как считалось, вполне оправдывало. Что, впрочем, изначально и соответствовало предназначению этого высшего учебного заведения не только в России тогда, но и сегодня.
Сдав предварительные экзамены в штабе Варшавского военного округа, подпоручик Дроздовский 20 августа 1904 года убыл из столицы Царства Польского в столицу Российской империи. Он уже был наслышан, что при десятибалльной системе оценок проходными в академию являлись желанные при строгости экзаменаторов шесть баллов.
Будущий командующий белой Добровольческой армией генерал-лейтенант А. И. Деникин в мемуарах «Путь русского офицера» вспоминал о том, что приходилось выдерживать желающим получить академическое образование: «…Мытарства поступающих в академию начинались с проверочных экзаменов при окружных штабах. Просеивание… выражалось такими приблизительно цифрами: держало экзамен при округах 1500 офицеров; на экзамен в академию допускалось 400–500; поступало 140–150; на третий курс (последний) переходило 100; из них причислялось к Генеральному штабу 50 офицеров, то есть после отсеивания оставалось всего 3,3 процента Выдержав благополучно конкурсный экзамен, осенью 1895 года я поступил в академию..».
