Судаков крепит на аэростате небольшой чехол для кораблика, и шар-прыгунок вновь сдается на семидесятиметровую высоту. Там воздухоплаватель упирается ногами в корону и цепко хватается за кораблик, а тот, как флюгер, вертится во все стороны, словно норовистый конь пытается сбросить надоедливого седока. И никак не изловчится Судаков накрыть его чехлом - сшит он тютелька в тютельку, под размер. Ну что ты будешь делать?!
Приходится, отогрев дыханием руки, достать нож, подрезать по швам парусину. Затем Судаков выбирает момент секундного затишья и набрасывает чехол на кораблик. Есть! Теперь остается подвязать его у основания, чтобы не растрепало парусину. Удается и это. Порядок! Теперь можно немножко и расслабиться. Облегченный вздох. Сразу как-то и потеплее вроде стало, и ветер вроде подобрел, не шпыняет в бока, а лишь ласково овевает разгоряченное лицо. А хорошо-то как, черт побери, успокоясь, окинуть взглядом город сверху и набрать полные легкие свежего, еще не испоганенного пороховой гарью утреннего воздуха! Еще один полный вздох напоследок, и Судаков дает команду выбирать. Она тут же выполняется.
Теперь подоспевает и очередь альпинистов блеснуть своим мастерством. И они не заставляют себя ждать. Сноровисто натягивают на иглу гигантский маскхалат, но Володе с его командой некогда любоваться их работой. Они уже хлопочут у Инженерного замка. Здесь располагается госпиталь, но разве это может остановить фашистов? Смешно даже подумать о проявлении гуманности с их стороны, и потому замку тоже необходимы ставшие "модными" для блокадного города маскировочные одежды. И вновь подъем. И вновь Судаков - как былинка на холодном ветру. Кажется, еще один порыв - и унесет невесть куда. Только былинка эта особая - не к земле клонится, а из последних сил тянется все выше и выше - упрямая былинка.
...Проходит несколько дней, и неожиданно вызывают Судакова на Фонтанку, в Госинспекцию по охране памятников. Там зачитывают приказ об объявлении благодарности всем участникам этих необычных "абордажей" и награждают солидной денежной премией. Володе - две тысячи рублей, сержанту Пивоварову шестьсот, а красноармейцам - по четыреста. Конечно, радости много, но вопроса о Том, на что их потратить, практически не стояло: о каких покупках, о каких удовольствиях, которые можно приобрести за деньги, разговор?! Даже не слова, а взгляды каждого решают назначение этих денег - они перечисляются в фонд обороны...
- Однако еще один ас появился, - свел разговор в шутку Саид Джилкишиев, кивнув на дверь.
Все почему-то улыбнулись. Я оглянулся и увидел в ее проеме тоже жизнерадостно улыбающегося молодого лейтенанта.
- Кириков Евгений Александрович, - с несколько наигранной бравадой представился он и тут же напустил на себя крайнюю занятость. - Извините, дела. - И ушел.
Но разговор оживился, стал более непринужденным.
- Знаете, как он появился в отряде? - как бы поясняя мне причину общего оживления, начал Судаков. - В сороковом году Евгений поступил в Третье ленинградское артучилище. Успел проучиться год, а с июня сорок первого - в бой...
Вот что я узнал далее из рассказа Судакова.
За два месяца войны курсанты "прошли" в боях второй и третий курсы. Оставшимся в живых присвоили звание "лейтенант" и направили в резерв. В резерве Кириков пробыл всего четыре дня. Получив назначение в 31-й воздухоплавательный отряд, он попал в экипаж Джилкишиева.
И вот на следующий день спозаранку Джилкишиев дает своему подчиненному инструкцию по устройству аэростата наблюдения:
- Изучишь назубок.
Встретились за завтраком.
- Как инструкция? - спрашивает Саид.
- Все.
- Что - "все"?
- Изучил.
- Как это?
- Как приказано, назубок, товарищ старший лейтенант. - И Кириков пожал плечами: мол, чему здесь удивляться?!
После завтрака никто не уходил. Все с нетерпеливым любопытством дожидались, как требовательный, подчас до жестокости педантичный Джилкишиев будет гонять новичка.
- Ну что, начнем, пожалуй, - выдержав паузу, мягко, нараспев начал командир экипажа.
- Как отвечать, товарищ старший лейтенант, на выдержку или по параграфам?
- С самого начала и серьезно. Здесь не цирк! - вскипел Джилкишиев. Заметнее стал его казахский акцент.
Кириков изобразил старательную ученическую серьезность и... слово в слово повторил инструкцию.
- Ай, молодец, лейтенант! - не удержался Джилкишиев.
- Я еще не то могу, - пообещал довольный собой Кириков.
Но командир экипажа хвалить своего подчиненного больше не собирался, по опыту зная, что лишние похвалы молодым лейтенантам не всегда уместны - они расслабляют волю, иногда придают и ненужную на войне самоуверенность, поэтому предложил:
- Пошли-ка на бивак.
- Куда? - изумился Кириков.
- На бивак. К месту стоянки аэростата.
Пройдя с километр, Кириков увидел поляну. Большую часть ее занимало огромное серебристое тело аэростата.
- Аэростат БД - боевого действия, объем тысяча кубических метров. Поднимает наблюдателя на полтора километра, - монотонно начал объяснение Саид Джилкишиев.
Тут к аэростату подошел невысокий, крепко сбитый воздухоплаватель, доложил командиру экипажа, что аэростат к работе готов, и протянул руку Кирикову:
- Давай знакомиться, Гущин Василий...
Гущин, оказалось, участвовал в советско-финской войне - был такелажным мастером, от которого во многом зависела боевая готовность аэростатов отряда, а уж личная жизнь наблюдателей была, как говорится, в его руках в прямом и переносном смысле. Таких, как Гущин, в отряде насчитывалось несколько человек: Николай Сысоев, Николай Заруба, Тимофей Рыжков.
Сам аэростат Кирикову, бывшему артиллеристу, пришелся не по душе.
- Вот так техника - пальцем проткнешь! - заметил он и потрогал шершавый упругий бок оболочки.
Гондола из ивовых прутьев и веревочные стропы, которыми она крепилась к аэростату, окончательно подорвали веру в этот наблюдательный пункт.
- На чем только жизнь держится, - мрачно заметил Кириков.
- Каждая стропа аэростата выдерживает на разрыв шестьсот килограммов! резко заметил Джилкишиев. - Еще не случалось такого, чтобы гондола грохнулась.
А после обеда они приступили к парашютной подготовке. Разобрав парашют, Джилкишиев так же монотонно начал поучать Кирикова. Со стороны могло показаться, что занудливый командир задался целью извести своего подчиненного. Но это было не так. Командир экипажа хорошо знал, что в воздухе им придется работать вдвоем и в минуты смертельной опасности очень многое будет зависеть от слаженных их действий.
