Заезжал в «Литературку», там у меня идет статья о МХАТе. Первый ее вариант я довольно сильно доработал, внес полемику с рецензентами — Р. Должанским и М. Давыдовой. Но всё равно, статья чуть сыровата, я бы её подержал, да «Литературка» торопит. Заходил к Лёне Колпакову и у него прочитал интервью Полякова в газете «Россия». Это интересно. Там был абзац, который надо было бы выписать, но я растерялся и газету не украл, зато взял «Литературку» и уже дома просмотрел достаточно убедительную статью о дебюте и замечательную статью самого Лёни о его последней встрече с писателем Владимиром Богомоловым. Вот так надо писать статьи — когда всё наработано, когда наблюдения раскиданы по времени и всё сопрягается, и у читателя возникает невыразимое чувство утрат и потерь.
Спать ложусь рано.
16 января, пятница. Укол Долли, таблетка, сначала перекисью смазал ранки, потом йодом. Собака грустит. На работе написал небольшой кусочек для Юр. Ив. Бундина об аналитиках. Большое интервью о Ленине для «Комсомолки», к дню памяти, наверняка поместят какую-нибудь гадость. Английский с Игорем. Говорил с Г. К., с Гатчиной. Договорился, чтобы Олег Павлов мог поехать туда с женой. С В. Е. рассуждали о раздвижных дверях в институте, смотрел, как ребята ремонтируют внизу лестницу. Обедал с С. П. и Л. М. Приходил В. А. Харлов — новые препятствия, которые чинит нам закон, чтобы мы получали деньги со своих арендаторов. Попутно В. А. рассказал, какие молодые мальчики сидят в Госкомимуществе и какие роскошные машины стоят внизу у подъездов. Звонила С. Г. Егорова, она за ночь прочла мои дневники. Говорили о мелких ошибках, в этих разговорах я был счастлив. Мы опять пропустили возможность получить какие-нибудь деньги от государства. Подписывал удостоверения, потому что охрана начала их спрашивать, читал стихи Сорокина, у него есть поэтический дар, но стихи неровные, многословные. Стихи — это не дневник.
17 января, суббота. Как я уже писал, спал очень беспокойно. Просыпался от каждого собачьего шевеления, смотрел. Утром отправил В. С. на диализ и пошел в магазин. По утрам обязательно кто-то приходит, потому что надо сделать укол собаке, а один я с нею справиться не могу. Что она думает, когда хозяин втыкает ей в бедро иголку, а потом давит и давит? Помогают обычно С. П. или Дима, или Толик. Потом, естественно, нужно что-то готовить, поить кофе, кормить. Пошел по магазинам, купил полный набор: мясо, полуфабрикаты, почти на всю неделю.
К семи вечера поехал в театр имени Арк. Райкина, на спектакль по пьесе Ростана «Шантеклер». Москва вся в снегу, на улицах сплошная каша. Кстати, в больнице было несколько собак с очень серьезными отравлениями: это сегодняшние реагенты. На своей «Ниве» проехал довольно быстро — и праздничный день, и боятся ездить. В половине седьмого уже стояла огромная очередь к администратору — одни идут по записке из воинской части, другие по студенческому театральному удостоверению, театр огромный, заполнить его трудно, но тем не менее все места оказались заняты. В спектакль, видимо, вложены невероятные деньги: прекрасные костюмы, есть замечательные актеры. Это пьеса, действие которой происходит на птичьем дворе, без людей; персонажи — куры, утки, гуси, петухи, ночные птицы, павлины, фазанья курочка. Спектакль о поэте и толпе, о самоценности творчества. В наше время вся эта символика просматривается с огромным трудом: то ли устарела символика, то ли есть некоторые просчеты в постановке. Мне иногда даже было скучновато, хотя множество танцев, а отдельные эпизоды сделаны с поразительной выдумкой, зато много актерского форсажа, открытой кричащей эмоции. Замечательно Денис Суханов играл Петуха. Вообще, по этому театру видно, что значит театр стационарный: есть ансамбль, школа, общий рисунок. Но, тем не менее, как я уже писал, бывает скучновато, и я во время спектакля вспоминал о мхатовской «Вассе». Почему там, казалось бы, в архаике мне ни на минуту не было скучно? Значит, там была какая-то иная современность, иное восприятие действительности, электрическое поле другого напряжения. Но все-таки работа этого райкинского театра замечательна, она ориентирована на специфичного зрителя: сравнительно молодого, выше средней обеспеченности, со вкусами, скорее привитыми телевидением, нежели элитарной литературой или элитарным театром. И смотрели хорошо, и хлопали дружно. Для многих посетителей другого искусства и не существует.
Ночью Долли все-таки добралась до своей зашитой раны на бедре и распустила швы. В пять часов ночи все было хорошо, я смазал ей ранку перекисью водорода и йодом, натянул на нее обрезанные колготки, а в восемь она уже довольная на всех поглядывала — отомстила, поступила по-своему.
18 января, воскресенье. Около десяти я уже позвонил врачу и повез Долли в ветлечебницу. Зашивать не стали, сказали, что заживет само, но дольше. Порекомендовали левомиколь. Я купил две банки, граммов по 250. Вот некая предварительная смета на болезнь Долли:
Врач-терапевт, первый раз — 200 руб.
Рентген — 200 руб.
Хирург — 11 тысяч руб.
Попонка под перевязку — 100 руб.
Гистология — 1000 руб.
Лекарства (1-й день) — 600 руб.
Левомеколь — 120 руб.
Антибиотики и лейкопластырь — 200 руб.
Детские колготки, рекомендованные для собаки — 270 руб. (покупал в воскресенье, в детском магазине).
Я все время сопротивляюсь и быту и обстоятельствам. Стараюсь больше читать, причем читаю утром, ночью, под вечер, не отказываюсь никогда, если представляется пойти в театр. Вот и сегодня, так как на дачу не езжу, а с собакой В. С., опять иду. К счастью, спектакль в дневное время.
К четырем часам поехал по заданию комиссии смотреть спектакль по пьесе Гришковца «Город» в театре И. Райхельгауза. Это малая сцена, называемая «Зимний сад». Действие происходит на четырех алюминиевых лестницах-стремянках, поставленных в зале, они, видимо, символизируют и вечный ремонт, и вечное неустройство русских. Всего четыре основных персонажа и пятый — таксист (его, говорят, иногда играет сам Гришковец). Персонажи: Герой, Сергей, Друг, Отец. Смотрел всё это с интересом, хотя вначале немного подремал. Пьеса отображает не тенденции, а целый ряд наблюдений, это всё приблизительная рефлексия, а не само действие, скрытая ненависть, скрытое раздражение. Как достоинство — плотность текста. Много очень интересных наблюдений — например, о Дневниках, что герой Дневника как бы не является подлинным автором. И это справедливо. Я тоже пишу Дневники — для себя, для чтения, для истории, пытаюсь выразить себя, пытаюсь заполнить свои художественные прохлесты. Это как чтение полезной, но до некоторой степени скучноватой книги, правда, потом оказывается, что книга эта от тебя не уходит, всё работает в тебе и работает.
