20 марта 1945 г. До Пиллау из Бальга и Розенберга я добрался сравнительно удачно. Куда мне предстоит направиться дальше? Я нахожу, что сейчас представляется хороший шанс выбраться из Пиллау по морю в нейтральную страну Швецию. Я представляюсь. Два матроса берут меня под руки, и таким образом я оказываюсь на набережной около корабля. Это французское грузовое судно в десять тысяч тонн водоизмещением. Затем нас поднимают наверх краном на плоскую палубу размером 4×4 м. Она обычно предназначается только для штучных товаров. Наверх поднимают тех, кто предположительно может идти самостоятельно. Далее по широкой лестнице надо спускаться в трюм. Я, имея в виду опасность подвергнуться удару торпеды, предпочитаю оставаться наверху на палубе. Все, кто мог, направились в трюм. Я так туда и не стал спускаться. Корабль сильно перегружен. Я осмотрелся на палубе и нашел защищенный от ветра угол. Там внутрь корабля ведет широкий плоский трап, укрытый колосниковыми решетками. Теплый спертый воздух. В марте погода здесь еще холодная с сильными ветрами. В течение ближайшего часа корабль сильно качает, машины «беззвучно поют», пока корабль выбирается из гавани. Темное судно без всякого освещения ночью выплывает на акваторию Балтийского моря. Я лежу в своем углу на подогретой решетке и размышляю: «Будет ли удачной моя поездка? Как долго станет плыть корабль? Удастся ли нам пройти беспрепятственно, минуя русские подводные лодки и самолеты?» Мы еще не ушли далеко в море. Я вижу впереди прерывистые огоньки — это какой-то корабль передает сигналы по азбуке Морзе. Матросы чем-то взволнованны. Они бегают туда-сюда и что-то горячо обсуждают. Что там случилось? Наш корабль идет медленнее, останавливая машины. Это загадочно. Матросы с моей стороны опускают леера. Через несколько минут к борту подходит баркас, и из него поднимаются люди. Начинается громкое и возбужденное обсуждение! Я слышу энергичный голос, требующий изменить курс. Предлагают следовать по хорошо известному нам пути в Данцигский залив. Там составляют конвой, который пойдет на Свинемюнде. «И вы должны идти с нами!» — «Путь в могилу», — думаю я. «Ведь вы не хотите, чтобы ваш корабль шел без разрешения в Швецию? Там вы будете интернированы». Итак, мы едем под «новым руководством» к Данцигскому заливу. Машины стучат равномерно, больше не останавливаясь. Ночью я все время переворачиваюсь, греясь то одним боком, то другим горячим отработанным воздухом. Все же морской ветер еще очень холоден! К утру мы приплываем в Данцигский залив. Я вижу там много судов, в большинстве грузовых, стоящих на якорях. К ним беспрерывно подходят маленькие лодки, которые подвозят беглецов и, пожалуй, также раненых. Я не знал, что русские уже продвинулись так далеко на запад! Однако заметил, что они обстреливают с суши корабли, которые спокойно стоят на якорях, снарядами больших калибров. Правда, на каждом корабле здесь, в Данциге, есть четырехствольные минометы и зенитные орудия на башнях, но они все равно представляют собой мишени в заливе, медленно поворачиваясь на якорных цепях. Русским удалось подбить несколько судов! Один грузовой корабль уже горит. Над ним поднимаются чад и дым. Около нашего судна взрывается снаряд, разбрызгивая воду. Почему корабли остаются здесь, стоя на якорях? Русским нетрудно оставить в их корпусах широкие пробоины. Вновь и вновь маленькие лодки прибывают с суши к судам. «Займут ли русские также и Данциг? Сможем ли мы задержать их здесь?» Я вижу, как несколько солдат из трюмов поднимаются на палубу. Они, конечно, хотят вдохнуть хоть раз свежего воздуха и выяснить обстановку.
Меня вызывают: «Унтер-офицера Рехфельда! Унтер-офицера Рехфельда!». — «Я здесь!» — «Здесь ефрейтор Рихтер из вашей минометной роты. Он тоже ранен!» Рихтер кивает мне, и я приветственно машу ему. Хочу спросить, что случилось с моей минометной ротой, но тут прибывают солдаты морской пехоты и располагаются на палубе. (Ефрейтор Рихтер жил в Германии, а позднее переехал в США.) Между тем стрельба становится все зловещей! Стоящее в отдалении более крупное грузовое судно не обстреливается теперь целенаправленно. Там всего лишь поднимаются фонтаны воды высотой в метр. Но теперь огонь перенесен прямо к нашему кораблю! Я внезапно замечаю несколько подводных лодок, которые оставляют широкую желтую полосу вокруг своих башен. Они двигаются к заливу в надводном положении, и все стоящие до сих пор на якорях корабли пропускают их и с коротким воем сирен образовывают кильватерную колонну, которая медленно передвигается на запад! Мы плывем! Подводные лодки — это наша охрана! Они сосредотачиваются вокруг кораблей. Я замечаю, что все суда едут довольно медленно, прикрываясь померанским, мекленбургским побережьем. Я узнаю обрывистые берега, желто-коричневые пляжи и наверху темные сосны. Время от времени попадается маленький маяк или другое подобное здание, защищающее побережье.
Мы идем по низкой воде, чтобы максимально прижаться к побережью по направлению к Свинемюнде. Маршрут по глубокой воде ведет в Данию. Мы узнали, что два больших военных корабля, «Густов» и «Штебен», были потоплены русскими подводными лодками. При этом погибла масса мирного населения! Время от времени я слышу, как ревут сирены и на моей «барже». Судно, кроме того, неоднократно сигналит короткими звуками. Это означает «воздушную тревогу» или же «опасность атаки подводной лодки»!
При этом меня охватывает щекотливое чувство! Ничто не говорит о том, как бывало раньше, что «поездка морем весела; поездка морем прекрасна…». Теперь я предпочел бы поскорее оказаться на суше. Как я сумею попасть на землю с забинтованной неподвижной ногой, если корабль получит пробоину и опустится на дно? Хорошо, что я не в трюме, а здесь, наверху, на палубе, но смогу ли я плыть? Да еще в ледяной мартовской воде. Как долго продержусь на воде? Об этом даже не хотелось думать. Я обмотал моими обоими перевязочными пакетами, а затем бумажными лентами (туалетной бумагой?) заложенную на мою ногу «тряпичную шину». Теперь она стала немного тверже. Куртка моей зимней форменной одежды хорошо греет, но от штанов санитары отрезали правую часть в бедре, включая кальсоны. Я чувствую, как туда пробирается холод. Однако под решетку постоянно прибывает отработанный теплый воздух. Впрочем, холодный ветер не оставляет меня в покое и свистит около носа. Я внимательно слежу, не появятся ли самолеты или подводные лодки. Однако только однажды показался русский самолет, но его быстро прогнали общим огнем обороны всех кораблей конвоя. Так быстро, как это только может тихоходный корабль, мы проходим у померанского побережья, приближаясь к Свинемюнде.
