Но часть интеллигенции – наиболее мыслящие люди и те, кто побывал на Западе и понял истоки просоветских настроений среди левых – уже относится к западным либералам несколько иначе. Большей частью это отношение – снисходительное. Хорошие, дескать, люди, но что с них взять – ничего ведь в нашей жизни не понимают и верят, будто у нас социализм. Когда приезжий левый пытается затеять откровенный разговор со своим советским коллегой или знакомым, тот обычно уклоняется от резкой критики режима. Даже иногда не из страха, а потому, что либералу, пылающему гневом против капитализма и американских зверств во Вьетнаме, очень трудно объяснить истинное положение вещей в получасовом разговоре. И либерал получает те ответы, на которые рассчитывает. Как я говорил уже в первой главе, русский человек гостеприимен и общителен, но полностью он раскрывается исключительно редко и только в абсолютно своей среде.
Есть небольшая прослойка русских интеллигентов, понимающая положение как оно есть. Эти люди видят, что либералы с Запада невольно стали оружием партии в грязной войне против свободной мысли. И иногда у них вспыхивает ненависть, но они, повторяю, люди тонкие и умные – они не дают воли этой ненависти. Они понимают, что среди «великих и прогрессивных» лишь немногие просто продаются, а остальные искренне заблуждаются. Но эти люди в России пока не видят, каким образом можно вывести западных левых из их заблуждений, если даже открыто публикуемая на Западе правда об СССР на них не действует.
Лишь некоторые, особенно наивные поступки левых – всегда хорошо рекламируемые советской прессой – выводят многих русских интеллигентов из себя. Так было с уже упомянутым мною отказом Ж.-П.Сартра от Нобелевской премии, так было со стокгольмским «трибуналом», судившим президента США Джонсона за войну во Вьетнаме. Из России это предприятие лорда Рассела и того же Сартра выглядело примерно так, как если бы в 1944 году кто-нибудь стал судить Уинстона Черчилля за войну в Африке. Кроме того, русские помнят, что лорд Рассел еще не так давно числился в советской пропаганде «фашистским мракобесом и человеконенавистником». Немудрено, что такие ультралевые выходки вызывают у мыслящих людей в России (увы, пока только у них), мягко говоря, раздражение.
Во всех западных странах левые страшно любят писать о «происках» Центрального Разведывательного Управления США – Си-Ай-Эй (в России его называют ЦРУ). В статьях, публикуемых в Советском Союзе, американские и прочие левые с серьезным видом рассказывают, как Си-Ай-Эй тайно субсидирует различные организации, как граждане США протестуют против действий Си-Ай-Эй и так далее. Авторы этих, возможно, правдивых статей стараются доказать, что за ужасная организация это самое Си-Ай-Эй. И не понимают они, бедные, что страшные сказки об американской разведке вызывают у русского читателя только веселый смех. Читатель думает так: если даже все это святая правда, то какая детски невинная у них разведка. Им бы наш КГБ – они бы знали, как протестовать против его действий! Подобные публикации только укрепляют русских читателей во мнении, что западные «прогрессивные» – своего рода младенцы, которые никогда не вырастут. Они играют в свои демократические игрушки – ну и пусть играют, если это им нравится. Что у нас творится на самом деле – им никогда не понять.
Итак, в целом отношение русской интеллигенции к либералам и радетелям свободы на Западе – неплохое. Добродушное отношение, несмотря на приносимый вред. Но я не уверен, что все левые на Западе будут рады узнать о таком к ним отношении. Они ведь вполне искренне считают себя борцами, идущими впереди, и полагают, что гостеприимные и хлебосольные советские друзья относятся к ним всерьез.
Ученые говорят, что континенты не стоят на месте, они медленно движутся. Этот дрейф континентов нельзя заметить, но он продолжается. Россия в смысле общественно-политическом – как раз такой дрейфующий континент. Сильного и определенного движения в какую-либо сторону вы в ней не заметите, и многие серьезные люди считают, подобно итальянскому коммунисту Пазолини, что «революция в России остановлена». Мы, однако, лучше поймем происходящее в стране, если будем говорить не о движении, а о дрейфе.
Дрейфующий корабль или льдина в океане никогда не следуют по прямой. Они отклоняются вправо, влево, отплывают назад, описывают зигзаги и петли. Моряки в дрейфе не знают, где они окажутся завтра или через час. Жители моей страны понятия не имеют, что ждет их на следующее утро – повышение или снижение цен, арест писателя или публикация очень смелого произведения, разрыв дипломатических отношений или восстановление дружбы с Китаем, возведение секретаря ЦК партии в сан «генерального» или его неожиданное смещение. Яростный идеологический нажим сменяется периодом относительного смягчения, потом выясняется, что это смягчение было «ошибкой прежнего руководства», слухи о захвате власти Шелепиным оборачиваются его изгнанием из ЦК, призывы к пользованию только общественным транспортом и атаки на «частников», имеющих собственные автомобили, вдруг заменяются разговорами об увеличении производства автомобилей личного пользования, враждебный властитель Франции и известный антикоммунист генерал де Голль оказывается другом, а выдающийся коммунист Мао Цзэ-дун превращается в заклятого врага. Еще больше всяких «движений», «починов» и «кампаний» умирает и забывается, едва появившись. То «трудовые паспорта» для всех граждан, то антирелигиозная кампания, то крики, что советские космонавты будут первыми на Луне, то сообщения о ненужности дорогостоящей лунной гонки, то «добровольцы – в Сибирь», то «борьба с тунеядцами», то разрушение собора в Клайпеде, то организация общества по охране памятников, в том числе церквей... Поверьте, так можно исписывать страницу за страницей.
Самое странное чтение в России – это чтение старых газет, например, годичной давности. Мелькают имена, ныне запрещенные к упоминанию, идет речь о каких-то «движениях за передачу станков на заводах под социалистическую сохранность рабочим» (а читатель уже знает, что это было объявлено бюрократической затеей), через каждое слово упоминается «двадцатилетний план», а о нем давно нельзя говорить – и так далее.
Это и есть дрейф, неопределенность движения, отсутствие цели. Но посмотрите на карту дрейфа, скажем, нансеновского «Фрама» или советских полярных станций в Северном ледовитом океане. Из всех зигзагов, петель и отклонений возникает все же некая основная линия перемещения – льдину из Ледовитого океана, например, выносит в конце концов на открытую воду Атлантики. Есть общее направление и у дрейфа, в котором лежит сегодняшняя Россия.
