Моя болезнь действительно весьма серьезна. После освобождения из заключения я перенес тяжелую операцию. Вынужденный постельный режим действует удручающе. Думаю, однако, что постепенно все опять наладится.
Тебе потребуются мои документальные архивы — дела I, II, На и III, а также протоколы моего допроса. В них содержатся важные материалы.
Тереби Вирзинга и постоянно пиши мне. А не мог ли бы ты ко мне приехать? В моем нынешнем положении я должен думать и о материальной стороне вопроса; полагаю, однако, что у нас никаких непреодолимых препятствий возникнуть не должно.
Жена и дети — вот вся моя радость.
Сердечные приветы от дома в дом.
Остаюсь твоим старым
Вальтером.
4.7.50
Мой дорогой…!
Сердечная благодарность за твое обстоятельное письмо от 28.6.
Я долго и всесторонне обо всем раздумывал и уже кое-что предпринял.
Сомнительным лишь представляется мне предложенный тобою темп, смогу ли я его выдержать. Надеюсь, что мне удалось уже преодолеть самое тяжелое в своей болезни, тем не менее я должен быть очень осторожным в своем поведении, в противном случае лихорадка снова может свалить меня с ног. Вместе с тем отлично понимаю неотложную временную потребность.
Поэтому тут необходимо найти какое-то решение — определенный компромисс. К тому же особого стремления к работе у меня не было, и вот, наконец, оно появилось.
Вообще-то я сейчас с женою и пятью детьми веду такой образ жизни, который приносит мне ежедневную радость, но и связан со множеством забот и хлопот. Но оставим это, однако.
По вопросу о нашем деле у меня такое предложение: ты должен приехать сюда хотя бы на один день. В письме обо всех подробностях не напишешь — к тому же необходим духовный контакт. 2–3 часов вполне достаточно для «предварительного» ознакомления с документами, послать же тебе несколько ящиков — довольно трудное дело; ну и все прочее.
Одна из моих знакомых по Вене сейчас выехала в Германию, стало быть, получение визы — не проблема! И бург находится в британской зоне оккупации, но это никакой роли не играет, так как никакого контроля там нет.
Дела мои за последнее время несколько консолидировались. Подумай но поводу моего предложения: у меня твердое убеждение, что для обеих сторон это было бы хорошим выходом из положения.
Извини, что должен заканчивать письмо: мне приходится сейчас чуть ли не ежедневно в полдень отправляться в местную администрацию, идя, пошатываясь как мертвец, поскольку совершенно неожиданно мою жену с пятью детьми собираются выселить из двухкомнатной квартиры без предоставления замены — решение о выселении мне предъявлено. Если мне не удастся ничего добиться, то я — пусть даже меня снова посадят — перебью всю мебель местного самоуправления своим костылем. Ведь это, по сути дела, — тихая месть мне со стороны новых партийных бонз. А какую обратную реакцию вызывает такой удар исподтишка: куда девается вся философия историка и возникает мысль — учатся ли люди чему-либо из истории или же нет?
Целую руку твоей супруге с наилучшими пожеланиями. (А помнит ли твоя дочурка наш совместный обед?)
Сердечный привет — также и от моей жены.
Твой Вальтер.
28.8.50
Дорогой мой…!
Моя жена благодарит тебя сердечно за твои строки от 15.8. Отвечаю на письмо, так как сейчас в состоянии сделать это.
Ты, к сожалению, прав: у меня опять получился тяжелый рецидив болезни. По совету врачей и нескольких друзей мне сейчас необходимо вести щадящий образ жизни, который будет связан с прохождением специального лечения.
И только по этим, независящим от меня причинам вынужден тебя здорово разочаровать, поскольку должен воздержаться от выполнения наших общих планов. После успешного лечения и реконвалесценции пересмотрю свои рабочие планы и возможности их осуществления. Мои друзья отсоветовали мне при сложившихся обстоятельствах, в условиях быстро текущего времени, твердо придерживаться первоначального нашего плана и настоятельно рекомендовали занять позицию свободы действий. После здравых размышлений я решил последовать их совету. Уверен, что и ты, учитывая положение дел, одобришь мое решение, сколь разочаровывающим на данный момент оно ни является.
У меня нет абсолютно никакого намерения выступить в качестве твоего конкурента в вопросах писанины. Однако уже сейчас целесообразно пересмотреть наши первоначальные планы. Но и это — только одна из возникших у меня идей, сначала нужно заняться восстановлением здоровья. Я подобрал хорошие материалы и продолжаю их оформление.
С наилучшими приветами и пожеланиями от дома к дому.
Твой Вальтер.
Во всех правовых государствах мира изготовление фальшивых денег является преступлением, которое строжайшим образом карается. Общественное мнение осуждает это явление как морально недопустимое и не столько из-за нарушения права государства, обладающего денежной монополией, сколько из-за ущерба, наносимого отдельным гражданам, а вместе с тем и экономике.
Учитывали ли это организаторы и сотрудники «операции Бернхард»? Были ли у них угрызения совести и морали за свою деятельность? В обобщенном виде ответить на эти вопросы нельзя. Среди этих людей были такие, кто ни о чем не думал, но также и личности, считавшие оправданными любые средства, направленные во благо нации. Были, наконец, люди, пытавшиеся в душевной борьбе оправдать свое фальшивомонетничество основными понятиями этики.
У меня самого вначале вся эта акция по изготовлению фальшивых денег вызывала отвращение. И не только по правовым или моральным соображениям, но и потому, что я думал: ведь все это осуществляется по инициативе Гейдриха, хотя на самом деле было и не совсем так. Гейдрих являлся для меня олицетворением злой воли: он руководствовался не ложной моралью, ее у него не было вообще, и многое, что он делал, было иррациональным. Любые его идеи и предложения вызывали у меня подозрение, а некоторые из них представлялись вообще преступными. К тому же с «операцией Бернхард» я столкнулся, изучая венгерскую аферу по изготовлению фальшивых франков, относясь, как и большинство австрийцев, отрицательно к проявлениям шовинизма и его методов со стороны венгров. Уже только поэтому копирование немцами их опыта вызывало у меня эмоциональное неприятие.
Однако с течением времени мне стало представляться, что изготовление фальшивых банкнот противника следует рассматривать как одно из средств ведения войны, а это давало возможность его оправдания. Если сила сопротивления противника в результате таких действий ослабевает, и в довольно значительной степени, если сама акция направлена в первую очередь против враждебного нам государства, а не кошельков его граждан, можно вполне дискутировать о моральной стороне этого вопроса.
