Театру очень не хватает Владимира, — продолжал Любимов. — Редко рождаются такие крупные таланты, которые так выражают дух своей нации, удовлетворяют духовную жажду людей. В каждой квартире, у миллионов людей есть его записи, благодаря развитию техники его можно постоянно слушать дома.
В квартире Валерия Золотухина на Профсоюзной улице всюду, в каждой комнате фотографии Высоцкого. Я прошу хозяина рассказать, как они познакомились.
— Мы встретились с Владимиром в Театре на Таганке, пришли туда одновременно. Есть такая фотография — мы очень молодые, он с гитарой, я с гармошкой. Это был спектакль «Десять дней, которые потрясли мир», так мы выходили на улицу, к зрителям. Потом мы с ним часто были в театре партнерами — в спектаклях «Жизнь Галилея», «Вишневый сад», «Антимиры» и др. Много раз снимались вместе в фильмах. И когда мы начинали (первый наш совместный фильм был «Хозяин тайги»), мы даже дали друг другу такую клятву, что ли, юношескую: не сниматься друг без друга. Если приглашают одного, то другой тебя тащит — словом, один без другого никуда! Но Владимир был блистательный, замечательный, выдающийся поэт, он так быстро начал свое восхождение на поэтический Олимп, что иногда он, а в последние годы особенно, мало уделял внимания актерской своей профессии.
Я спрашиваю Золотухина, могут ли петь песни Высоцкого другие исполнители. Напоминаю название сборника, посвященного другому Владимиру: «Маяковский продолжается». А продолжается ли Владимир Высоцкий?
— Вместо ответа, — говорит Золотухин, — я спою вам одну его песню. Но скажу прежде, что петь песни Высоцкого дело очень ответственное и страшное. Но я не принадлежу к тем людям, которые утверждают, что не надо его трогать, не надо петь, пусть останется только авторское исполнение. Нет, я считаю, что каждый исполнитель в меру своих способностей может найти свою тему в огромном разнообразии, в огромном богатстве, в огромном поэтическом наследии Владимира Высоцкого.
Мой собеседник снимает со стены гитару, и вот уже звучит песня Высоцкого «Полчаса до атаки». Золотухин ни в коей мере не старается подражать манере исполнения автора. Он знает, что это невозможно. Поет Золотухин необычно, а может, так кажется, потому что ухо ждет хриплого баритона Высоцкого.
До сих пор трудно привыкнуть к мысли, что песни Высоцкого будут петь другие исполнители. Еще при его жизни в одном из спектаклей «Современника» Игорь Кваша должен был петь песню Владимира. Сам Высоцкий очень остроумно рассказывал, как учил Квашу, что и как ему показывал до тех гор, пока не убедился, что все это бесполезно, и не оставил человека в покое — пусть, мол, поет как умеет и как ему нравится.
Иосиф Кобзон рассказывал, что спел однажды Высоцкому несколько его песен в собственной интерпретации — совершенно иной, более мягкой, соответствующей особенностям голоса певца. Владимир долго молчал, потом проронил: «Что же, наверно, можно и так». И согласился попробовать сделать новую аранжировку — для Кобзона. Сейчас певец включает в свои программы известные и неизвестные песни Высоцкого, поставив перед собой задачу популяризировать их. Мне говорили, что, выступая перед артистами Театра имени Моссовета, он пел песни Высоцкого два часа подряд.
Я был на концерте Иосифа Кобзона, на котором он спел несколько песен Высоцкого, сделав оговорку о трудностях, возникающих перед любым исполнителем песен покойного. Когда Семен Владимирович спросил меня в антракте о моем впечатлении от концерта, я сказал, что примерно так же слабо узнаваем и приблизителен будет Высоцкий в переводе на иностранные языки, как бы ни старались переводчики…
* * *
При каждой встрече с Золотухиным, Смеховым или Хмельницким мы говорим о невосполнимой потере, постигшей театр со смертью Высоцкого. Мне кажется, «Таганка» до сих пор не пришла в себя от потрясения, а место Высоцкого долго еще будет оставаться не занятым…
К годовщине со дня смерти Владимира Высоцкого театр подготовил спектакль по его произведениям. Два часа публика оставалась наедине с искусством своего любимца и даже слышала его подлинный голос. Очень сильной получилась сцена появления куклы со знакомым всем портретным изображением Высоцкого — в кепке набекрень, с вызывающе закушенной сигаретой, с небольшой головой и длиннющей рукой, которая держит настоящую гитару. Трогательно, но без сантиментов, в стиле «Таганки» и полностью в стиле самой песенной поэзии Владимира Высоцкого, не знавшей разнеженности и дамских всхлипываний. Не допел человек своего куплета, за него допоют другие, недаром в песенке-гимне «Таганки» воспевается бескрайняя дорога, бесконечное движение…
Высоцкий жив в этом движении, в головокружительных ритмах своего времени. Его голос звучит на просторах планеты, разнося по городам и весям ностальгию поэта по духовной гармонии, его неугасимую мечту о красоте, справедливости и искренности.
В представлении, которое игралось и в день рождения Высоцкого, есть волнующий эпизод: на сцене собираются все артисты и исполняют песню «Где твои семнадцать лет?» в форме диалога хора и солиста. Солирует звучащий с балкона голос Высоцкого.
Хор. Где твои семнадцать лет?
Голос. На Большом Каретном.
Хор. Где твои семнадцать бед?
Голос. На Большом Каретном.
X о р. А где твой черный пистолет?
Голос. На Большом Каретном.
X о р. А где тебя сегодня нет?
Голос. На Большом Каретном.
Идет текст песни, напряжение возрастает, громкость усиливается, темп становится головокружительным. Теперь вопросы задает репродуктор, а ему со сцены отвечает хор.
Голос. Где мои семнадцать лет?
Хор. На Большом Каретном.
Голос. Где мои семнадцать бед?
Хор. На Большом Каретном.
Голос. А где мой черный пистолет?
Хор. На Большом Каретном.
Сила звука, темп, напряжение достигают максимума, невероятным крещендо, оглушающим зал, звучит вопрос Высоцкого:
— А где меня сегодня нет?
И — никакого ответа. Внезапная тишина, тишина мертвая, космическая. После шума и грохота, вызывающего вибрацию в лампах прожекторов, — абсолютная тишина. Тишина, которая пронизывает до боли и вызывает слезы. Тишина, в которой каждый из присутствующих мысленно произносит: «Нигде тебя нет, милый. И не только на любимой улочке твоего детства. Нигде…»
Чтобы принять участие в этом спектакле, в театр вернулся Николай Губенко — после десятилетия, проведенного в кинематографе. А вскоре он возглавил театр своей юности, став его художественным руководителем. Вернулись в родное гнездо и покинувшие его по разным причинам Леонид Филатов, Вениамин Смехов, Борис Хмельницкий, Виталий Шаповалов…
