Можно бы предположить, что, оставив Мехико и отправившись исследовать Южное море, Кортес тем самым успокоил испанские власти. Но ничего подобного. Вторая Аудиенция старалась воткнуть еще больше палок в колеса морского предприятия конкистадора. Возник неприятный вопрос о носильщиках. Епископ Фуенлеаль запретил маркизу дель Валле использовать индейцев-носильщиков для доставки на морские верфи в Акапулько необходимых материалов. И это в стране, где три тысячи лет грузы переносились главным образом на спинах! У конкистадоров-добровольцев, отправлявшихся к Южному морю, под разными предлогами власти конфисковали имущество. Кортесу то и дело приходилось бороться за отмену решений, продиктованных патологической ненавистью к нему и его делу. И тут вмешался король. 1 марта 1535 года он адресовал Кортесу дополнение к капитуляциям от 1529 года; в одностороннем порядке он извещал об изменении контракта.[222] Король поднимал тарифы; в случае открытия новых земель налог на движимое имущество (rescate) повышался до 33,33 процента: пятая часть становилась третью! Что касается недвижимого имущества, то есть самих покоренных земель, то аппетиты короля выросли до 60 процентов. Частный бизнес конкистадоров постепенно заменялся государственной монополией. Кортес искал и не мог найти себе новое место на шахматной доске ненасытной колониальной власти.
На берегу Тегуантепека, в бухте Акапулько и на пустынных просторах Калифорнии он забывал о несправедливости. Испания оставалась где-то там, далеко-далеко. А может, Кортес пытался убежать от самого себя. Его мечта рассеялась как дым. Он разочаровался в испанцах, которые грубели и мельчали душой слишком быстро. Что ни говори, но все социальные и политические отношения в Новой Испании были пронизаны глубоким презрением к коренному населению этой страны, и с этим ничего нельзя было поделать. Смешение рас выродилось в сексуальную эксплуатацию. У него у самого законной супругой стала испанка. Кортес уже вступал в противоречие с собственными убеждениями, и картины грядущего уже не виделись ему столь ясно, как прежде. Синие воды Тихого океана и розовый свет утренней зари уносили его вдаль от печальных мыслей и были последней радостью в его жизни.
Зависть вице-короля Мендосы (1536–1539)
После долгих колебаний Карл V решил преобразовать Новую Испанию Кортеса в вице-королевство и сосредоточить всю власть в руках одного человека, своего рода монарха по доверенности, отвечавшего за административное управление краем, принятие и исполнение законов, юстицию и поддержание порядка. Несмотря на престиж, щедрое вознаграждение и прочие материальные блага, эта должность никого не привлекала. Получив три отказа от благородных идальго, король предложил занять новый пост своему камердинеру Антонио де Мендосе, который скрепя сердце дал согласие, но укладывал вещи в дорогу целых два года. Тем не менее 14 ноября 1535 года вице-король прибыл в свою столицу. Власть не только сменила своего представителя, но изменился сам ее характер. На этот раз на мексиканскую землю перенеслась Старая Испания. Кортес в это время укрывался в Калифорнии.
Роскошь и блеск
Мендоса прибыл в Новую Испанию с точными указаниями, которые можно выразить в трех словах: покончить с Кортесом. Ему поручалось провести подсчет вассалов, оставив только официальные двадцать три тысячи; а главное, у Мендосы было право лишить Кортеса должности генерал-капитана, «если он сочтет это полезным».[223] Попутно он обязывался положить конец независимости францисканцев, верных союзников Кортеса. Король требовал отменить право убежища в монастырях, следить, чтобы ни одна обитель не была основана без его одобрения; папская почта должна вскрываться. Это стремление установить над Мексикой полный контроль прослеживалось уже при второй Аудиенции с отзывом в Кастилию епископа Зумарраги, который подобно Кортесу был вынужден оправдываться при дворе. В апреле 1533 года он был рукоположен в Вальядолиде епископом Мехико, но угодливая испанская церковь придумала тысячи препятствий, чтобы задержать его в Кастилии. В конце концов епископ прибыл в Мехико в октябре 1534 года, но был вынужден принять от императора отравленный дар: его титул «протектора индейцев» был заменен на неэквивалентное звание «апостолического инквизитора»! Мендоса получил соответствующее указание не оставлять номинальным это назначение и учредить в Мексике инквизицию. Францисканцы были загнаны в угол.
Встреча Кортеса с вице-королем Мендосой стала повторением аудиенции у Карла V. Перед лицом вице-короля, настроенного править полновластным хозяином, Эрнан показал себя настолько интересным, симпатичным и располагающим к себе человеком, что Мендоса не смог устоять перед его очарованием. И вместо того, чтобы вступить в смертельную схватку с первой же встречи, главнокомандующий и вице-король стали друзьями. Да и могло ли быть иначе в стране, где все было устроено Кортесом и где все молились на него?!
Но мог сыграть свою роль и другой фактор: Мендоса были союзниками Зунига, и в 1520 году многие родственники вице-короля приняли участие в восстании против Карла V, в частности, его родная сестра Мария Пачеко, жена Хуана де Падильа, который был одним из вдохновителей восстания комунерос. Поэтому Кортес мог видеть в лице Антонио де Мендосы своего естественного союзника, посланного самой судьбой.
Вице-король и маркиз договорились скрывать свое взаимное расположение, чтобы не давать поводов для всяких пересудов. Так, они выработали особый протокол приемов:[224] в своем дворце – бывшем доме Кортеса – вице-король не председательствовал, и они садились за стол напротив друг друга, зато в доме Кортеса вице-король занимал место председателя – во главе стола. На людях вице-король и маркиз показывались вместе: Кортес – слева, Мендоса – справа. Но как следовало это понимать: Кортес помещал вице-короля справа или же Мендоса ставил Кортеса слева?
Их часто видели вместе; приятели соперничали в великолепии праздников и спектаклей, которые в деталях описаны хронистом Диасом дель Кастильо.[225] Так, обращая внимание на ту пышность, с какой была отмечена встреча между Карлом V и Франциском I, можно заподозрить скрытый вызов Испании. В то время как императорская казна была пуста и повышение налогов спровоцировало восстание во Фландрии, Мендоса и Кортес демонстрировали свое могущество, устраивая балы, которым по роскоши просто не могло быть равных в Испании. В театральных постановках, впервые состоявшихся на центральной площади Мехико, участвовали несколько десятков тысяч человек.[226] Когда Старая Испания корчилась в конвульсиях, мексиканское вице-королевство пировало и веселилось.
