Но интуиция Кобу не подвела. На следующий день я узнал, что он не принял этого кандидата. Поиски «нового Власика» продолжились.
Наконец в феврале его нашли. Ему было чуть меньше сорока. Фронтовик, смершевец. И фамилию его Коба легко запомнил – Новик. Как Власик.
«Прикрепленные» получили начальника. Не думаю, что он был с нами. Во всяком случае никакого сигнала от Берии я в этот раз не получил.
Но в самом конце февраля, то есть накануне, Новик лег в больницу с аппендицитом.
И в тот день «нового Власика» на даче не будет.
Болел в тот день и комендант дачи Орлов.
Кажется, 21 февраля состоялась встреча, на которой Берия изложил план. Теперь я понял, зачем я им нужен. Впрочем, я догадывался и раньше. План показался мне слишком хитроумным и оттого опасным. На мой вкус план должен быть менее изощренным. В этом же присутствовало много буйной восточной фантазии. Однако ныне, через столько лет, я понимаю, что он был единственно возможным. Так что надо отдать должное придумавшему его мерзавцу. Решено было осуществить план 23 февраля, в день «мужского праздника» (День Советской Армии), который Коба обычно отмечал на даче.
Однако его реализацию неожиданно пришлось отложить.
22февраля Коба позвал меня на дачу.
Берия делал очередной доклад в Малой столовой, куда Коба плотно переселился. «Обуютился» – как говорил он сам.
Уже через несколько минут доклада мне стало ясно: обсуждались дополнительные средства на колючую проволоку для лагерей. Очень большая требовалась сумма. Так что нетрудно было понять, о каком притоке рабской силы задумывается Коба. Уже уходя, Берия (видимо, чтобы показать постоянную заботу о Кобе) сказал:
– Наш оперативник сообщил, Иосиф Виссарионович, что с памятником на Волго-Доне неблагополучно. Пишет, что птицы во время сезонных перелетов приспособились отдыхать на фуражке… – Он замешкался. – Но руководство области не принимает почему-то никаких мер…
Птицы, какающие на голову Вождя, – это смешно, а Коба ненавидел быть смешным. После этого сообщения о птичьих выходках он явно приготовился «послать» Берию. Но тот неспроста завел разговор. Знал, что Кобе понравится вывод:
– Я полагаю, товарищ Сталин, что следует проверить: нет ли здесь спланированной акции? Один господинчик в руководстве области имеет соответствующую фамилию. Так что неплохо бы туда отправить кого-нибудь из ведомства Игнатьева.
И тут я усмехнулся на свою беду (правда, Коба стоял спиной).
Коба мрачно сказал:
– Все это смешно. Видишь, даже Фудзи смеется над твоими подозрениями.
Проклятье! Я забыл о маленьком зеркале, висевшем у окна!
– Вот мы и отправим его туда, – продолжал Коба. – Пусть все разузнает, наведет порядок. Как ты к этой кандидатуре?
На мгновение Берия побледнел. Он не видел моей усмешки, и у него появилась понятная мысль: «Знает?!»
Но он взял себя в руки и ответил деловито:
– Пусть слетает. Я передам ему сегодня все материалы на господинчика.
Когда я прилетел на Волго-Дон, уже все было кончено. Еврея из руководства области убрали, арестовали, увезли в Москву. Да и руководство не спало ни днем ни ночью, думая, как обезопасить голову Вождя. И придумали. Через статую пропустили ток высокого напряжения…
Помню, как меня привели к памятнику. Светило совсем по-весеннему солнце.
Огромный Коба стоял в медной шинели, и медь свирепо горела на солнце. Подножие окружал ковер из мертвых птиц. Смотритель памятника (наш сотрудник) старательно работал лопатой, закапывая в землю птичьи трупики.
– Плодородная будет земля. Вся удобрена тушками. Ждите здесь летом море цветов, – весело сказал он.
Когда я уезжал, мне подкинули очередной донос, забавно озаглавленный «Анонимка».
Неизвестный сообщал: «В весеннее половодье вода постоянно обнажает берега канала. По берегам становятся видными кости и черепа заключенных врагов народа, строивших канал. Памятник нашему любимому Вождю великому товарищу Сталину вынужден глядеть на останки зэков. Нет ли здесь обдуманной диверсии?» – интересовался заботливый гражданин.
В последний вечер я побывал в гостях у Статуи. Освещаемая лучами прожектора, она бросала в ночь красные сигнальные огни. Медный Коба, стоявший на земле, удобренной птичьими трупиками, гордо смотрел в даль, на берега, удобренные телами его заключенных.
Новое число установлено. В ночь с 28 февраля на 1 марта.
27 февраля он позвал меня на Ближнюю в предпоследний раз.
Сидел, читал журнал «Знание – сила». Я начал докладывать о памятнике, но он прервал меня:
– Мне уже все рассказали. Интересный журнал. Вот пишет товарищ историк, что по популярной легенде Александр I будто бы бросил престол и ушел в Сибирь, а гроб в Петропавловской крепости стоит пустой. Хоть он доказывает, что это ерунда, думаю, неплохо бы открыть гроб и проверить. Хотя я лично ничего невероятного в этом поступке царя не нахожу… Иногда цари смертельно устают от глупости подданных. Устают душой. И тогда… как там у товарища Пушкина – «Давно, усталый раб, замыслил я побег в обитель тайную трудов и чистых нег…» Жизнь проста: сперва ты слишком молод, потом слишком стар. Но какой ничтожный период между этими главными состояниями человека… Ну, езжай домой, Фудзи, чувствую, торопишься к семье… А я вот… Все вокруг кричат: «Гений! Гений!» А чая выпить не с кем!
Мне вдруг стало его жаль. Так жаль, что я готов был… все ему рассказать.
Спросил:
– Коба, я хочу поехать в Лондон. Мой агент пишет…
– Тебе незачем ехать к ним, – прервал он.
– Почему?!
– Тебя арестуют в выходной, 8 марта. Но я тебе обещаю: даже после ареста жену не тронем, если… – Палец уткнулся в мою грудь. – Если передашь мне свои «Записьки». Шучу, конечно. Живи на свободе, дорогой Фудзи, дорогой, тысячу лет живи. Но писания твои я хотел бы прочесть. Если, не дай Бог, схитришь, подменишь, слукавишь… сильно навредишь и себе, и близким. – Он помолчал, потом сказал: – Я тут много думал над завещанием товарища Сталина. Запиши такие мысли… – Понимаешь, товарищ Карамзин, размышляя об Иване Грозном, спрашивал: «Наш народ ли создал таких самодержцев или наши самодержцы – такой народ?» Мижду нами говоря, неумный вопрос! Каждый народ имеет только тех царей, которых в тайной глубине желает народная душа. Которых требует народный гений. Вот почему любимые цари в России – Иван Грозный и Петр Великий. Да и Николай I неплохой был царь, мы его репутацию незаслуженно подпортили. Все они соответствовали народной душе. Потому что знали: с врожденной необузданностью, неустойчивостью народной натуры нужно долго и много бороться. Но побороть ее можно лишь силой и твердостью… Вот мысли, которые товарищ Сталин обрел в книгах и на собственном опыте. Строгость по нраву нашему человеку, она для него полезнее распущенности, которая к добру не ведет. Русский народ – самый терпеливый и покорный, пока им твердо повелевают, но как только ослабят узду, впадает в анархию. Он нуждается в повелителе. И идет к прогрессу, когда чувствует железный кулак… «Держи все! Держи вот так». – Коба показал кулак. – Это прокричал Николай I сыну на смертном одре. Глупый сын не понял, и Романовы вскоре получили Революцию. Великой строгостью товарищ Сталин собрал вновь великое государство. Запиши все это сегодня в свои Записьки и привези их ко мне. Не надо, чтобы такая вещь у тебя хранилась. Вот Мария Сванидзе тоже вела дневник. Теперь он у меня в большой сохранности. – (Значит, после ареста забрал!) – А то, Бог знает, куда бы эта шпионка его подевала. Там много нашего, семейного, чего посторонним знать совсем не надо.
