Юрий Петрович часто повторял: «Поэзию труда выдумали бездельники».
Конечно, освоить гигантский материал, предложенный Шекспире»», было безумно тяжело. Друзья убеждали еще незаконнорожденного принца крепиться во имя «Гамлета». Была в их компании такая традиция взаимного поддержания. Подбадривали Золотухина, когда у того из рук юн плохо шли дела с Кузькиным-«Живым», подшучивали, поднимая настроение печальному Смехову, застрявшему на перекрестке в своем «Часе пик». А этот вечер был посвящен Высоцкому. Хозяин дома Вениамин Смехов вспоминал: «Было накурено очень, а у меня дети в соседней комнате, дома не курят, поэтому отбыли балкон, февраль... Володя к концу этого вечера распелся, пел тень здорово и много. И я не понял, сколько уже времени, а когда уже провожал, то выяснилось, что уже пять часов утра, и тогда я удивился: обыкновенный дом в нормальном микрорайоне, за Таганкой, на втором этаже, открыты окна — и никто не постучал... И потом мне какие-то люди сказали: «А вот вы помните, у вас был Высоцкий?» — «Да. И никто не отреагировал!» — «Как никто не отреагировал? На всех балконах стояли в шапках и слушали! Молодежь унимала своих родителей — только не смейте звонить!..»
А как было не слушать! «Камнем грусть висит на мне, в омут меня тянет...», «Она была чиста, как снег зимой...», «Капитана в тот день называли на «ты»...», «Баньку», само собой, а потом «То ль — в избу и запеть...», «Она во двор, он — со двора....... Песни тянулись одна за другой просто так, под настроение, но настроение безрадостное.
Под утро Полока вдруг вспомнил: «А «Ноль семь»?» — «Да ладно, Ген, потом...»
В жизни Влади и Высоцкого постоянно присутствовал VIP (очень важная персона) — телефонистка международной станции «07». Для Марины Влади телефонный аппарат был живым существом: «...бурный, временами слишком молчаливый, ненавидимый или любимый...». Телефонистки, невольные и незримые свидетельницы взрывов нежности и любви, их ссор и размолвок, помогали Высоцкому разыскивать Марину по всему свету. Они находили ее в римской гостинице, в бассейне в Швейцарии, на съемочной площадке в Южной Америке или в Испании только ради того, чтобы он мог сказать своей Мариночке, что любит ее. Любит именно в эту минуту: «Ну, здравствуй, это — я...»
Польский друг Даниэль Ольбрыхский, прилетевший на сороковины Высоцкого в его московский дом на Малой Грузинской, 28, среди многочисленных знаменитых гостей, участвовавших в поминальной трапезе, обратил внимание на скромную заплаканную девушку: «...это была Люся, телефонистка с международной станции, помогавшая Высоцкому дозваниваться до Марины Влади. Однажды Люся нашла ее даже у парикмахера в Бразилии, куда Марина улетела после ссоры с Володей, никому ничего не сказав».
Ту самую «Тому, 72-ю» из знаменитой песни Высоцкого на самом деле звали Людмила Орлова. Ее роль в бережном сохранении хрупких взаимоотношений Высоцкий — Влади не переоценить. Она умела искусно улаживать назревающие скандалы и ссоры, разряжать и предупреждать неловкости. Остывая от страстей и взаимных претензий, они по телефону или с глазу на глаз благодарили ее. В 1974 году звездная пара примчалась к Люсе домой, чтобы поздравить своего ангела-хранителя с двадцатилетием свадьбы, вручить огромного плюшевого медведя и роскошный букет голландских тюльпанов.
«...Однажды, — вспоминала Марина, — к нам в разговор «влез» маленький голос. Это была женщина, которая сказала, что «не надо так говорить, мы не в порядке, мы вам перезвоним...». Ну, я положила трубку. Через какое-то время мне позвонил Володя — в лучшем виде... И эта Люся, прелестная женщина, она просто взяла на себя наше общение телефонное... Без нее, вероятно, не было бы такого общения, потому что мы каждый день говорили, даже когда я долго работала на Западе. А когда я находилась в Москве, а он где-то на судне с товарищами — она его находила в порту! То есть она подвиги совершала всю жизнь!»
Людмила Харитоновна помнила их первый разговор: «Володя весь пылающий: «Мариночка, любовь моя, солнышко мое...» Такие полуфразы, недоговоры — чувствуется, что человек влюбился. Она — довольно-таки сдержанно, кокетничает с ним... Она хорошо с ним говорила, но очень спокойно... Я Марину даже ревновала... То есть я на нее злилась. Володя ей весь отдавался, а она ему только: «У меня Игорь то-то, Петька с Вовкой то-то... дома — украли, обобрали, мама больная!» У нее чисто женское такое — свои проблемы. А он здесь: «Я песню написал!» Я чувствую, что ей не до песен: «Ну ладно, давай!» Он начинает петь, а она его прерывает — что-то вспомнила!.. Я злюсь ужасно — человек ее так любит, а она!.. Как же так можно?! Ну, это первое время так, а потом стало сердечко таять». А потом она здесь пожила, стала ласковее, сама стала звонит..»
«Монопольное право» Орловой на Высоцкого пытались оспаривать. Журналисты разыскали старую телефонистку центрального переговорного пункта Москвы Ирину Владышевскую, которая за 30-лет службы вдоволь наслушалась телефонных монологов Высоцкого.
— Он очень часто писал стихи у нас, прямо на переговорном пункте, — вспоминала Ирина Викторовна. — И потом тут же читал их Марине Влади, пел по телефону. Я много, много раз соединяла их — Париж и Москву. Высоцкий всех наших девчонок по имени знал... Приходил к нам на «Огоньки». Пел. В день его смерти я дежурила в ночную смену, из Москвы мы тогда, помню, всю ночь искали Марину... Разыскивали их друг для друга, иногда по всей страда. Ведь у них же любовь по телефону была! Мне очень нравилась эта пара...
Орлова, Владышевская — какая, в сущности, разница? Задумаемся о другом. Ведь еще Владимир Одоевский в письме Александру Пушкину оказался пророком: «Письма в будущем сменятся електрическими разговорами...» Именно так — «електрическими». И оказался прав.
Высоцкий звонил Марине отовсюду, стоило ему увидеть телефонный аппарат. Лариса Лужина, например, вспоминает, что Высоцкий, «когда приезжал к нам в гости на улицу Удальцова, всегда первым делом садился и звонил ей, Мариночке. Он потом долго мне при встречах говорил, что за ним один неоплаченный счет за телефонные переговоры — 40 рублей. Кстати... его песня «07» тоже посвящена мне. Или — моему телефонному аппарату...». Ну, тут Лариса Анатольевна явно загнула. Может быть, хватит ей «Альпинистки» и «Она была в Париже»?
Иван Бортник, часто бывавший в доме на Малой Грузинской, неоднократно наблюдал, как его друг часами говорил с Влади по телефону. «Он мог в течение двадцати минут повторять: «Мариночка, Мариночка...» Мне становилось неловко, и я уходил на кухню.
И вот сидишь на кухне, одну чашку выпьешь, вторую, полпачки сигарет выкуришь, а он все: «Мариночка, Мариночка...»
