В. Шелудько Составитель - Леонид Брежнев

Ф. Бурлацкий, с. 260–261.

Личность эта весьма интересна, хотя с нелегкой, но острой руки Ф. Бурлацкого, Андрей Михайлович Александров-Агентов выглядел весьма комично и даже неприглядно. Мои отношения с ним закончились полным (и принципиальным) личным разрывом. Тем не менее должен сказать, что выведенный Бурлацким образ этого уникального помощника генсеков (побывал у всех четырех, сменивших Хрущева!) необъективен. Характер у него действительно был, мягко говоря, «не сахар». Однако по своим и интеллектуальным, и политическим качествам он был личностью незаурядной и (насколько я знаю, конечно) достаточно прогрессивной по тем временам.

В. Печенев, с. 51.

С А. М. Александровым у меня были довольно сложные отношения. Человек он был, безусловно, знающий, во внешней политике профессионал, принимал активное участие в очень многих делах, связанных с разрядкой. Вместе с тем, не говоря уже о некоторых личных качествах (он был нервный, вспыльчивый, не очень уживчивый), Александров, пожалуй, довольно ярко представлял то крыло наших политических работников, которые страдали от комплекса «революционной неполноценности». И это не раз у него проявлялось… Вместе с тем несправедливо не сказать, что при всем том Александров был одним из немногих, кто решался и в последние годы Брежнева открыто и достаточно однозначно выступать против него по каким-то конкретным вопросам и упорно спорить с ним.

Г. Арбатов. Знамя. 1990. № 9. С. 218.

Ко времени, когда мы с ним встретились, Бовин успел защитить две кандидатские диссертации — по юридическим и философским наукам, но он по лености так и не стал доктором наук в отличие от Шахназарова, который получил звание члена-корреспондента Академии наук.

Писал он материалы мелким, четким бисерным почерком, был мастер сочинять удивительно логичные абзацы и страницы текста с законченной мыслью. Его стиль анализа, возможно, был навеян глубоким изучением гегелевской философии: тезис, антитезис, синтез. Он любил делить любое политическое действие на плюсы и минусы, калькулировать итог и делать ясное умозаключение.

…До сих пор не могу понять, что произвело на меня впечатление, когда я встретился с этим человеком. Какая-то раскованность кратких, но четких суждений и, несомненно, ум. Я пригласил его в группу консультантов, и он прошел без всяких трудностей, поскольку никаких хвостов за ним не числилось: в политическом плане он был более осторожен, чем Шахназаров.

Бовин оказался наиболее трудным человеком в нашей группе. Как выяснилось, он не терпел сопоставления мнений, а тем более — даже самых деликатных замечаний. В перспективе ему предстояло столкнуться с Шахназаровым, взять над ним верх в брежневскую эпоху и полностью проиграть в новое время перестройки.

Ф. Бурлацкий, с. 252.

…Мой соавтор по разделу Лукьянов (сам он писал кусок, связанный с политической системой советского общества в свете новой «брежневской» Конституции СССР, к которой имел, конечно, большее отношение, чем Брежнев!) в перерыве во время XXVI съезда КПСС подошел ко мне и с гордостью сообщил: «Вадим! Ты видел, во время чтения нашего небольшого раздела съезд аплодировал больше всего — 21 раз, хотя духоподъемных «бовинизмов» у нас почти не было!».

Имеются в виду формулировки А. Бовина, автора наиболее ярких лозунгов брежневского времени: «Экономика должна быть экономной!», «Мы встали на этот путь и с него не свернем!» и т. д. и т. п. Во всяком случае, находясь в минуты отдыха в веселом, бодром состоянии духа и своего мощного тела, Саша любил говорить, показывая на зеленое, многотомное собрание сочинений Л. И. Брежнева: «Это — не его, а мои лозунги читает по вечерам советский народ на сверкающих огнем рекламах наших городов!» Это, правда, не мешало ему же позднее, во времена перестройки и гласности, упрекать Брежнева (!) в том, что тот в последние годы жизни склонен был к сооружению себе пьедесталов и т. п. Побойся Бога, Александр Евгеньевич, ведь мы с тобой знаем, кто и как их сооружал!?

В. Печенев, с. 59–61.

Со смертью Брежнева институт помощников Генерального секретаря претерпел значительные изменения. Пропал этакий ореол таинственности и недоступности, но в «корпусе» царила необычайная пестрота и неразбериха.

Период от Брежнева — через Андропова — к Черненко составляет два с небольшим года. В это время исчезают со сцены «брежневцы»: А. Блатов — послом в Нидерланды, Г. Цуканов — в отдел работы с загранкадрами, В. Голиков — на пенсию, Е. Самотейкин — послом в Новую Зеландию.

Дольше всех продержался и «дожил» до Черненко Александров-Агентов.

В. Прибытков, с. 53.

Разговор продолжался около двух часов. Брежнев вспоминал, как перенес во время работы в Кишиневе тяжелый инфаркт миокарда, как в 1957 году, накануне Пленума ЦК КПСС, на котором были разгромлены Маленков, Молотов, Каганович, он попал в больницу с микроинфарктом и все же пошел на Пленум спасать Н. С. Хрущева. Причем, когда он вышел на трибуну, бывшая тогда министром здравоохранения М. Ковригина встала и заявила, что Л. И. Брежнев серьезно болен и ему надо запретить выступать. Кстати, это стоило ей в дальнейшем, после снятия Маленкова и Молотова, кресла министра. И как бы в ответ на этот выпад Брежнев ответил, что большевики за свои принципы борются до конца, даже если это ставит под угрозу их жизнь. Во время разговора он много шутил, вспоминал смешные истории. Создавалось впечатление, что он хочет понравиться. Он не спрашивал меня о моих политических симпатиях или убеждениях, о моем отношении к Политбюро, к активно проводимой в то время перестройке систем, созданных Н. С. Хрущевым. В разговоре было больше медицинских и житейских проблем.

Выслушав в заключение мои категорические возражения, Л. И. Брежнев сказал: «Вот если бы вы сразу согласились и сказали — Леонид Ильич, партия сказала «надо» — значит, «есть», я бы еще подумал, назначить вас начальником Управления или нет. А если отказываетесь, то это значит, что лучше вас никого не найдешь». И, оборачиваясь к вошедшему начальнику охраны А. Рябенко, добавил с юмором: «Саша, Евгений Иванович не хочет идти работать в 4-е управление, так ты найди в охране здания милиционера не ниже полковника и отправь с ним в Управление. Пусть начинает работать».

Е. Чазов, с. 11–13.

Что же произошло с Генеральным секретарем ЦК КПСС, когда он из активного, общительного, в определенной степени обаятельного человека, политика, быстро ориентирующегося в ситуации и принимающего соответствующие решения, за 10 лет превратился в дряхлого, «склерозированного» старика? Откуда начать рассказ о трагедии Брежнева?