Только когда Гарсия Маркес оказался в Барселоне, в обществе Кармен Балсельс, он вновь почувствовал себя простым парнем из Аракатаки.
Впрочем, уже независимо от Кармен, его популярность постепенно набирала силу. Вслед за французским переводом престижное итальянское издательство «Фельтринелли» подписало с Кармен Балсельс договор на издание всех пяти книг Гарсия Маркеса.
— Кармен, перед тем как в Париже и Риме начнут издавать переводы моих книг, я бы хотел увидеть гранки, — сказал как-то за ужином Гарсия Маркес.
Балсельс удивленно посмотрела на писателя.
— Traduttore — traditore[41], — пояснил ее муж Луис Паломарес.
— Итальянцы не дураки! — усмехнулся Гарсия Маркес. — Если в Мадриде причесали мой «Недобрый час», то римские переводчики тем более упростят мой текст и мой стиль. А я этого не хочу! Не желаю!
— В договорах этого пункта нет. Надо заново оговаривать.
— Это мое условие, Кармен. Как хочешь.
— Не знаю, кто сказал, что переводы похожи на женщин: когда они верные, то некрасивые, а когда красивые, то неверные. Я думаю, Кармен, Габо прав. Он имеет право требовать. Чтобы его перевести — надо «голову сломать», и переводчики наверняка станут упрощать.
— Да зачем им ее ломать? Они сразу пойдут по линии наименьшего сопротивления. Обрежут мне…
— Не продолжай! — сказала Кармен. — Я им позвоню. Или лучше отправлю письма.
— С переводами всегда происходит одно и то же. Переводы — это пигмеи, если сравнивать их с оригиналами. Так что пусть присылают гранки. С французским я разберусь без проблем, и с итальянским тоже!
— Ну хорошо, Габо, я это сделаю! Но и ты должен меня понять. Когда я работала без тебя, это было одно. Теперь ты рядом со мной и хочешь видеть издателей. Пожалуйста! Только сними наконец свои разноцветные цыганские рубашки, постригись — вихры торчат, как у деревенщины. Завтра поедем в лучший магазин и накупим тебе костюмов и галстуков…
Пришлось согласиться.
В ноябре 1967 года американское издательство «Харпер энд Роу» заказало перевод романа «Сто лет одиночества» лучшему переводчику США.
А в течение следующих нескольких месяцев Кармен Балсельс заключила договоры на переводы романа в Англии, Голландии, Швеции, Дании, Норвегии, Польше, Финляндии, Советском Союзе, Румынии, Венгрии, Югославии, Японии, Чехословакии, Португалии и Бразилии. Деньги сыпались как из рога изобилия.
Поначалу Гарсия Маркес не интересовался финансовой стороной дела, но вскоре выяснилось, что надо было контролировать Балсельс, так что прибавилась еще и эта работа.
Трудности с изданием романа «Сто лет одиночества» встретились лишь в Германии, где четыре самых крупных издательства не поняли книгу и отказались переводить ее на немецкий язык. Только через три года, после получения премий во Франции и Италии, Балсельс удалось уговорить немецкое издательство «Киепенхеур».
Гарсия Маркес, соединившийся с семьей в Барселоне, был надежно прикрыт своими литагентами от поклонников и собирателей автографов, однако Балсельс в целях рекламы загружала писателя множеством интервью. С осени 1967-го по Рождество 1970 года Гарсия Маркес дал более двухсот пятидесяти интервью. Правда, он так и не изжил свои прежние страхи и категорически отказывался давать интервью на радио и телевидении, однако с собратьями по перу — журналистами, писателями и критиками — встречался.
Вскоре после того как Гарсия Маркес обосновался в Барселоне, туда переехал на жительство и Варгас Льоса, который поселился неподалеку от своего колумбийского друга.
— Нет дня, чтобы мне не звонили два, а то и три издателя и столько же журналистов. — Габриель жаловался Марио. — Мерседес всем отвечает по телефону, что меня нет дома. Если это слава, то это сплошное свинство! Я притащился в Барселону, полагая, что меня здесь никто не знает, а вышло наоборот. Проблем стало еще больше.
— Габо, я тебе говорю, это все Кармен старается, — сказала Мерседес. — А ты не веришь.
— Эти посетители меня душат! Отнимают время, выбивают из колеи. Пьешь с ними, что-то им говоришь, а в результате они печатают совсем другое. Я не читаю, что они пишут. Это все мусор. И потом… — Габриель сбросил сандалии. Они сидели в саду перед домом. — …Говоришь с ними два часа, а в печати появляется страница, ну две. И читать невозможно — глупость одна.
— А Марио любит встречаться с журналистами, — сказала Кристина, жена Варгаса Льосы.
— Возможно, но писатель существует не для того, чтобы делать заявления. Его обязанность — писать, рассказывать истории.
— Но ведь если журналисты не будут о тебе писать, читатель не станет покупать твои книги, — заметил Марио.
— Но они должны понимать, что писатель тоже имеет право на личную жизнь. Врываться в дом и что-то вынюхивать — разве это прилично? — Мерседес налила всем ароматного цейлонского чаю.
— Если кто-то хочет знать, что я думаю, — пусть читает мои книги! «Сто лет одиночества» — это триста пятьдесят страниц моих мыслей. Хватит на всех журналистов мира. Но самое противное то, что кроме журналистов меня одолевают издатели. До сих пор я не знал, что это такое.
— Ты расскажи о девушке, — подсказала Мерседес.
— Да! — Габриель рассмеялся. — Приходила тут одна красавица — издатель послал — и принесла с собой двести пятьдесят вопросов. Хотела, чтобы я на них ответил. А один издатель запросил у Мерседес мои личные письма к ней. Ну не сумасшедший?
— Нет. Толковый предприниматель.
— Я сказал девушке, что если я отвечу на двести пятьдесят вопросов и издательство напечатает мои ответы, то это будет, по сути дела, еще одна моя книга, деньги за которую получит издатель, причем деньги бешеные. Другой прислал гонца с просьбой написать предисловие к «Дневнику Че Гевары», написанному им в горах Сьерра-Маэстра. Я согласился, но сказал, что мне потребуется восемь лет, чтобы написать толковое предисловие.
— Габо нервничает, а отражается все это на мне. В такие минуты я посылаю к нему ребят. — Теперь засмеялась Мерседес.
— Я уж подумывал было… один любезный испанский издатель прислал мне письмо, в котором говорилось, что он готов предоставить в мое полное распоряжение свое имение в Пальма-де-Майорка, на Балеарских островах, на любой срок… — Габриель смолк, все ждали продолжения.
Наступили сумерки, и в кустах сирени запел соловей. В соседнем дворе послышался какой-то хлопающий звук, и птица замолкла.
— Но потом оказалось, что эту любезность он готов оказать только в том случае, если я отдам ему мой следующий роман.
