— Смысл жизни у каждого свой.
— "Возлюби ближнего, — говорят лицемеры, — возлюби всех." Возлагают на тех, кто верит им, бремена неудобоносимые, истребляя смысл. И нечего противопоставить окружающей ненависти, потому что задача — непосильная."
— Не надо испытывать терпение русского человека, ибо оно велико. Но затем наступает предел, а за пределом — мрак.
— Все эти болтуны — политические деятели — живут в мире каких-то мифов. Один считает, что государство должно всех накормить. Другой — что нам должны отойти Финляндия и Аляска...
— Какая может быть Дума в стране дураков? Нужен квартальный надзиратель, околоток, городовой.
— Государь?
— Теперь об этом трудно даже думать. Романов поступил как штафирка, как тыловая дрянь: бросил державу шайке разбойников, в разгар войны оставил армию без главнокомандующего. Царь предал свою страну и свой народ.
— Всякая власть от Бога.
— Причём чем она больше — тем дальше...
— Люмпена возьмут власть.
— Тогда мы будем ходить и убивать их по одному, пока они не убьют нас.
Нет счастья на земле
Но нет его и выше.
Времена скручиваются. Крутые идут времена. Россия — совесть мира. В этом смысл России.
Нежданный звонок. Шероховатый голос с картавинкой:
— Привет. Это W.
— Какая W? — Она назвала фамилию моего врага.
— Ты звонишь довольно регулярно — каждые семь лет. Последний раз это было вскоре после убийства отца Александра Меня...
— Я тогда уехала в Америку.
— А сейчас?
— Я там живу.
— В каком штате?
— В Вермонте.
— Работаешь там?
— Нет.
— А что делаешь?
— Пишу. Иногда вожу экскурсии.
— Ты вышла замуж?
— Да.
— А как же... — я назвал имя своего бывшего шефа.
— Никак.
— Ты его оставила?
— У вас ведь, кажется, две дочери?
— Они со мной. Обе в университете.
— Последнее время, как это ни странно, я тебя вспоминал: заканчиваю роман.
— Имена подлинные?
— Почти.
— Пожалуйста, измени моё имя. — Зачем?
— Не хочу, чтобы все знали о тех мерзостях, которые я творила.
— Я не знаю ни о каких твоих мерзостях. Да если бы и знал, не стал бы их описывать.
— Все равно. Измени имя.
— Хорошо.
Вот так персонаж воздействует на текст.
Я нёс костюмы на помойку и явственно ощущал, как от меня отделялись мои прежние оболочки.
Эта книга — моя оболочка.
И в овощном магазине в Твери на продавцов кричал, в сущности, не я: это кричали шляпа и плащ моего отца — партийного работника.
Детей поили рыбьим жиром. Это был кошмар нашего детства, который скрашивал гематоген — бычья кровь.
"Там съезжаются лорды из своих резиденций посмотреть на рабочую, нашу алую кровь. "
Лорды, как и буржуи, были почти неантропоморфными существами. Да ещё резиденции, в которых они жили, — логова резидентов, то есть шпионов, где плелись сети антисоветских заговоров, клеветы и диверсий.
Кровь у них, понятное дело, была голубая. "Я сын рабочего и старого партийца... " — пел мой отец.
Мы с ним честно поделили этот фольклорный образ: он — сын рабочего, я — старого партийца.
У нас в Тамбове был культ еды. Считалось, что надо съесть как можно больше. И выпить.
Была у моего отца мечта — город Воронеж, которая так и не осуществилась.
В культе "простого рабочего" был некий снобизм, какая-то избранность, даже, пожалуй, элитарность.
"Я сын рабочего и старого партийца. Отец любил меня и я им дорожил. Но подвела (или довела) отца проклятая больница — туберкулёз его в могилу уложил."
Конечно, больница во всем виновата — врачи-вредители, гнилая интеллигенция. Тут уже попахивало смертью Горького и Фрунзе. Да и Сталин: "Если б не было жидов, был бы Сталин жив-здоров". Он был популярен: гений, такой же тупой, как и все.
"Ах, эта улица дала мне званье вора. "
Их и называли: социально близкие. Да что там "социально"! Близкие по всем статьям: и цели, и методы те же. Терминология только была разная. А так: грабь награбленное — вот и вся идеология.
Демагогия. Начальство очень любило это слово, обозначая им все, что говорило не начальство.
Воронеж был для моего отца тем же, чем для меня — Париж.
Мир есть поэма материи, которую пишет Бог. Единственной истинной реальностью является сознание.
Реальный мир — "майя" индусов. Для них реальнее духовная реальность. Если удастся доказать её существование вне индивидуальной психики и вне культуры, мы решим проблему вечности.
Наше слово Бог — лишь символ, выражающий наше отношение к абсолюту, выразить смысл которого невозможно ввиду его непостижимости.
Бытие мира определяется сознанием абсолюта.
Бог в человеке раскрывает его самого — как и ум. Бог есть способность.
"И тьма не объяла Его" — в трёхмерном пространстве.
Бог — реалист. Он создал этот пейзаж и всех животных, звезды и свет.
Ум звериный — от Бога, человеческий — к Богу.
Мне кажется, что Бог изобрёл тигра, чтобы показать Свою мощь. Тигр, сильный, свободный, живёт в джунглях, делает, что хочет. Как же силён и свободен должен быть Тот, Кто его создал!
Люди похожи на цветы. Запах и красота привлекают пчёл. Бытие для других — смысл существования.
Движение изнутри вовне — крутообразное. Так дерево обрастает кольцами лет — лат. Оно покоряется — покрывается корявой корой. Кора, как и скорлупа, — засохший сок.
Корни дерева скрыты в земле. Их нельзя обнаруживать. Природа по-своему стыдлива.
У человека все наоборот — не как у яблони, что питается с помощью скрытых в земле корней, а цветы и плоды выставляет напоказ. И яблоки на яблоню совсем не похожи.
Побег — и молодая ветка, и бегство (убегание) от родительского ствола. Не случайно говорят: молодой побег.
Яблоко завязывается, разворачивается изнутри наружу.
Я — распространяется, как радиоволны.
Движение по орбите.
В себя уходят, как в воронку. Засасывающая глубина, бездна. Или пустота. Человек устроен, как земля Гераклита: его сожигает внутренний огонь и греет внешний — Святого Духа. Отсюда возникают архетипы: овладение огнём, Прометей.
Я закручивается, сжимается, как часовая пружина, а затем... А затем она раскручивается!
