Канафани полагал, что его популярность как поэта и интеллектуала служит достаточно хорошей маскировкой его террористической деятельности и покушение на его жизнь обойдется Израилю очень дорого. Ему, однако, было неизвестно, что израильтяне давно уже знали, что интеллигентность, сдержанность и умеренность Канафани — это только маска. Свидетельства его подлинной деятельности имелись у американской, британской, французской и — самое главное — у ливанской разведки.
Ливану, как когда-то Иордании, присутствие палестинцев приносило немалые трудности. Потому ливанцы не имели особых причин болезненно реагировать на смерть Канафани. Что касается американцев, англичан и французов, которые наконец поняли, что борьба с Народным фронтом — дело не только Израиля, то и они не были склонны придавать серьезное международное значение покушению на Канафани.
Через два дня после событий в Лоде Канафани погиб от взрыва бомбы. К несчастью, совершенно случайно с ним в машине оказалась его семнадцатилетняя племянница.
Через шесть недель, 25 июля 1972 г. двадцатидевятилетний сподвижник Канафани Бассам Абу Шариф — его преемник в должности офицера связи Народного фронта — распечатал присланный ему на дом пакет. Последовал взрыв. Шариф полностью потерял зрение на один глаз. Поврежден был и второй.
Итак, Израиль продемонстрировал Народному фронту свою решимость мстить, если палестинцы будут и далее совершать диверсии. И все же и смерть Канафани, и попытка убийства Бассама Шарифа были восприняты как единичные акции, а не свидетельство, указывающее на новое направление в политике Израиля по отношению к террористам.
Все изменилось после трагедии в Мюнхене.
Израиль всегда отвечал огнем на огонь. Когда палестинцы нападали, проникая в Израиль через границу с Ливаном, а в прошлом из Иордании, Израиль в ответ бомбил лагеря палестинцев. Во время этих рейдов (осуществляемых воздушными силами или армейскими подразделениями) делались отчаянные попытки не нанести вреда гражданскому населению. Это оказывалось практически невозможным, потому что террористы придерживались правила размещать склады с оружием и штаб в непосредственной близости от школ или больниц, надеясь таким образом обезопасить себя от налетов израильской авиации. Израильтяне к тому же иногда и ошибались в выборе целей. Во время налетов подвергались разрушению гражданские сооружения и гибло гражданское население. ООП широко использовала это в пропагандистских целях. Журналистам и кинооператорам показывали разрушенные больницы и школы, раненных женщин и детей.
На палестинцев, которые были реальными вдохновителями убийств в Мюнхене и в Лоде, а также операций по угону самолетов, у Мосада имелись подробные досье. Естественно, что те, кто разрабатывал планы этих террористических актов, сами в них участия не принимали. За реализацию этих планов расплачивались молодые люди, соблазненные деньгами, мнимой славой, а также действовавшие под влиянием той фанатической ненависти к Израилю, которую лидеры палестинского движения умело в них разжигали.
Изменение позиции Мосаду далось нелегко, хотя ни Ярива, ни Замира не волновала этическая сторона вопроса. С их точки зрения, люди, задумавшие и осуществившие убийства в Мюнхене и в Лоде, сами лишили себя права на жизнь. Они опасались осложнений, связанных с последствиями таких операций.
Когда Голда Меир высказала опасения по поводу возможных неудач в этой войне с лидерами терроризма, она имела в виду нечто совершенно конкретное. Агентам Мосада придется в большинстве случаев действовать в Западной Европе, поскольку именно оттуда в основном лидеры палестинского движения руководят террористами. Европейскую полицию не будут интересовать мотивы израильтян. Она отреагирует на акт возмездия как на обыкновенное убийство. Если кто-либо из израильских охотников за террористами будет арестован, то последствия для Мосада окажутся куда более значительными, чем результаты разоблачения, связанного с делом Хейди Герке.
Существовала еще одна проблема, кстати, более сложная. Мосад всегда осторожно подходил к вопросу подбора кадров (в арабских странах утверждают противное). К примеру, его психологи автоматически отказывают тем из претендентов, которые испытывают чувство ничем не оправданной ненависти к арабам вообще. Никогда не пройдут и первой проверки люди, которые с легкостью идут на убийство.
Цвика Замир однажды сформулировал задачу Мосада так: «Нам нужны люди, испытывающие глубокое отвращение к убийствам, которых тем не менее убивать можно научить».
В отделе спецопераций Мосада была создана группа, которой была поручена организация убийств в Европе и на Ближнем Востоке. Операции должны были быть тщательно, до мельчайших деталей, продуманы. Руководитель операций должен был наблюдать и за психологическим состоянием исполнителей. [25]
Мосад тщательно проанализировал имеющуюся у него картотеку террористов и их лидеров. Барух Коген приехал из Европы в Тель-Авив, чтобы участвовать в работе по оценке специфической роли каждого из них. И тут выяснилось, что лидерам палестинцев в Европе и Бейруте нравилось преувеличивать свою роль в организациях «Черный сентябрь» и Народный фронт. Даже вполне заурядные события они стремились преподнести как выдающиеся достижения. Что было делать? Принять в качестве критерия положение, что тот, кто много о себе мнит, меньше всего делает, — не удалось. Оказалось, что настоящие лидеры хвастливы не менее рядовых палестинцев. Но Цви Замир не мог себе позволить ошибок в этом вопросе. Уничтожению должны подлежать только те, кто этого заслужил.
Прежде всего были выделены трое: Махмуд Юсуф эль-Наджир, возглавляющий «Черный сентябрь». Кемаль Эдван — его заместитель и Али Хасан Саламэ — начальник оперативного отдела. Из этих троих наибольший интерес представлял Саламэ. Наджир предоставил ему полную свободу действий. Это он разрабатывал план убийства в Мюнхене и в Лоде. Саламэ был ответственен за то, что «Черный сентябрь» заслужил репутацию организации, по своей свирепости превзошедшую даже Народный фронт.
Али Хасан Саламэ родился в Рамле — городке между Тель-Авивом и Иерусалимом. Его отец — шейх Саламэ — был вожаком одной из гангстерских банд, которые в 30-х и в начале 40-х годов наводили ужас на еврейских поселенцев. Он был убит в Войну за независимость взрывом фугасной бомбы.
Али Саламэ сделал в организации «Фатах» головокружительную карьеру. Он, как и его отец, обнаружил жесткую целеустремленность и преданность идее «сбросить евреев в море». С самого начала своей деятельности Саламэ отстаивал точку зрения, что Израиль можно одолеть только силой. Единственный метод — жестокий и непрерывный террор. Как только его точка зрения возобладала, Али Хасан Саламэ, естественно, стал руководить всеми кровавыми операциями «Черного сентября».
Мосаду было хорошо известно, что поймать Саламэ не так легко. Он был достаточно умным и ловким человеком, кроме того, никогда не жил подолгу на одном месте. Для этого в его распоряжении был целый набор дипломатических паспортов. В частной жизни Саламэ придерживался определенного стиля, не слишком его разнообразя, хотя и жил в полном достатке. Он был осторожен и старался не обращать на себя внимание. Хорошо обученные телохранители всегда находились от него неподалеку. Значительно более уязвимыми оказались его помощники, действующие в Европе.
С момента разоблачения Будиа, который возглавлял все операции Народного фронта в Европе, Мосад располагал впечатляющим набором сведений о всей структуре Народного фронта и «Черного сентября».
В конце концов Мосаду удалось составить список, в который были внесены двенадцать человек — «мозговой трест» палестинской террористической организации. Не так просто было вписать имя человека в этот список. Ведь практически это был смертный приговор. Многие из палестинцев, в настоящее время разгуливающие на свободе, и не подозревают, что их кандидатуры обсуждались Мосадом, но были отброшены либо потому, что их роль была не столь значительна, либо потому, что данных об их террористической деятельности было недостаточно.
Возглавлял список палестинец Ваель Звайтер. Журналист по профессии, он жил в Риме уже шестнадцать лет. Мосад давно обнаружил, что он был одним из руководителей «Черного сентября» в Италии. Звайтер гордился своим, к счастью, не осуществившимся проектом уничтожения в 1972 г. Боинга-707, принадлежащего «Эль-Ал». По его же идее был доставлен на самолет и проигрыватель, в который была вмонтирована бомба.
Официально Звайтер работал переводчиком в ливийском посольстве в Риме. Место работы вполне соответствовало характеру его подпольной деятельности. Он жил скромно (денег всегда не хватало), ничем не выдавая своей причастности к организации международного террора.
