Ознакомительная версия.
Когда я услышала, как Серрати делает это честное заявление, я знала, что как политический деятель он подписал себе смертный приговор. Он показал, что слишком честен, слишком сознает свою ответственность, чтобы выступать в роли сообщника Зиновьева. Так как другие присутствовавшие члены социалистической партии разделяли позицию Серрати, Зиновьеву нечего было сказать, но я знала, что всемогущий председатель интернационала объявит ему войну. Когда я переводила замечания Зиновьева профсоюзным лидерам в составе делегации д'Арагоне, который тогда был секретарем Итальянской федерации труда, Бьянки, интеллектуальному вождю ИФТ, и генеральному секретарю профсоюза металлистов Коломбино, я поняла, что целью Зиновьева был также и раскол итальянского профсоюзного движения, хотя он и у этих делегатов столкнулся с той же оппозицией, что и в случае с Серрати. Таков был глубоко скрытый план Зиновьева и других большевиков – воспользоваться преданностью итальянских социалистов русской революции и ее вождям, чтобы превратить их в орудие раскола в своей собственной стране и в других странах. Серрати был самым серьезным препятствием на пути к этой преступной цели, и его нужно было устранить.
Было решено, что итальянская делегация получит возможность ездить по городам и селам помимо Петрограда и Москвы. Зная, как утомительны проволочки и демонстрации в столице и что вскоре многим делегатам нужно будет возвращаться в Италию, я попыталась организовать их скорейший отъезд. Большинство делегатов выбрали поездку по Волге и на Украину. После того как я об этом поговорила с Лениным, в наше распоряжение были предоставлены пароходы и поезда – все безупречно чистые, хорошо оборудованные и обеспеченные самым лучшим продовольствием – со скоростью, весьма необычной для России того времени.
Пока мы еще были в Петрограде и Москве, я с удивлением обнаружила, что русского инженера, который был неофициальным представителем Советов в Италии и которого выбрали для сопровождения делегации в Россию, в самый последний момент заменили на русского студента. Он ничего не знал о движении, но сопровождал делегацию даже на самые конфиденциальные беседы с Лениным, на встречи, в которых должны были участвовать только итальянские социалисты и я. Когда я обратила внимание Ленина на нежелательность присутствия этого молодого человека, он успокоил меня, заметив: «Он один из наших».
Тогда я поняла, что этот студент – шпион большевиков, подручный другого шпиона, «глаз Москвы». Эти люди должны были не только докладывать Зиновьеву обо всем, что имело отношение к итальянским социалистам, но и шпионить друг за другом. Каждый из них был озабочен тем, чтобы доказать, что он тот самый человек, которому Зиновьев, рупор Советов, раздающий деньги и власть, может доверять. Каждый отчет, который посылали итальянцы в Москву, прочитывался одним из этих шпионов. Вместе с ним он посылал свой собственный отчет: результаты своей собственной шпионской деятельности, провокации и ложь. Зиновьев, в свою очередь, отвечал делегатам одним образом, а его агенты – другим. Таким образом он заставлял итальянцев поверить, что он одобряет их действия и рекомендации, и в то же время отдавал распоряжения их отменить. Такая ситуация должна была возбудить к ним недоверие со стороны рядовых граждан.
Когда мы собирались уезжать из Москвы, мы с удивлением узнали, что двое итальянских делегатов не едут с нами. Почему? Потому что у них «важная работа» в Москве: беседы с видными большевиками и т. д. Этот ответ еще больше усилил наше удивление. Почему именно этих двоих выбрали для этой «важной работы»? Один из них по фамилии Бомбаччи был сентиментальным и наивным человеком, дешевое тщеславие которого стимулировал оказанный ему прием. Всякий раз, когда Зиновьев хотел, чтобы тот выступил на собрании, он писал записку председателю: «Пусть слово возьмет Бомбаччи. Его длинные волосы и развевающаяся борода привлекают внимание. То, что он говорит, переводить не стоит». Другим из этой пары был профессор Грациадей, который всю свою жизнь критиковал Маркса и был одним из самых рьяных членов правого крыла в итальянском движении. Почему такой выбор? Чтобы разделить делегацию итальянских социалистов таким образом, чтобы Серрати пришлось бороться не только с большевиками, но и с некоторыми из своих собственных соотечественников, и таким образом создать впечатление, что в самом итальянском движении есть раскол и что Серрати не является представителем большинства. Выбор пал именно на этих двоих делегатов, потому что они были слабы и тщеславны и не способны устоять перед лестью и похвалой. Их принимали, им льстили в Кремле, бывшей резиденции русского царя, в такой обстановке, которая говорила о власти и деньгах!
В то время как Ленин видел в этих двоих итальянцах орудия, которыми он может воспользоваться, а потом от них избавиться, сами эти двое воображали, что за свои положительные качества их выбрали в лидеры итальянского движения под крылом большевиков. Пока мы отсутствовали, их показывали русским слушателям как настоящих представителей революции – в противовес Серрати, который «предал» ее. Их речи переводили так, как того хотел Зиновьев. Они совершенно опьянели от оваций толп народа и лести зиновьевских прихвостней.
Вскоре после приезда итальянской делегации Эмма Гольдман и Саша Беркман уехали из Москвы с новым заданием – собирать по всей стране материал для музея революционной славы. В поездке их сопровождал их американский друг Генри Ольсберг, который тогда работал корреспондентом газеты. Я снова встретилась с ними в Киеве и пригласила их на банкет, который устраивали для итальянских делегатов и нескольких деятелей французских профсоюзов, которые недавно приехали в Россию на съезд красных профсоюзов. Я председательствовала на этом банкете, на котором для гостей была выставлена самая лучшая еда, и, как и раньше, я знала, что Саша и Эмма разделяют мои чувства в отношении этой показухи.
Когда мы вернулись в Москву, обнаружили, что атмосфера изменилась. Серрати и других делегатов, которые его поддерживали, стали встречать враждебно и с подозрением. Повсюду шептались о «предательстве» Серрати. Нарастающий поток взаимных подозрений охватил членов делегации. Те двое итальянцев, которые оставались в Москве, полностью стали марионетками в руках большевиков. Рассчитывая на безнаказанность, которую им гарантировал их авторитет, деньги и успех, большевики использовали своих агентов, проживавших в Италии, чтобы во всех деталях завершить свой заговор.
Внутри итальянской партии всегда существовало течение меньшинства, враждебно относившееся к парламентаризму. Его лидером в то время был блестящий молодой юрист из Неаполя по фамилии Бордига. Большевики всегда отвергали и осуждали это движение и его лидера. Они считали его мелкобуржуазным и вредным для рабочего движения. Но для раскола итальянской партии годилось и оно. Они пригласили Бордигу в Россию, чтобы тот схлестнулся с Серрати.
Ознакомительная версия.
