познакомиться с ярчайшим актёром, а Высоцкий сделал всё, чтобы эта встреча стала только началом сумасшедшего романа с обеих сторон. В 1970 году они сыграли свадьбу в арендованной московской квартире, а после поехали отмечать медовый месяц в Грузию. Это было самое прекрасное время их любви.
А потом началось то, что стало по камешку разрушать терем счастья. Шесть лет после свадьбы его не выпускали в Париж к жене. Несмотря на растущую не по дням, а по часам популярность, стихи его не печатали, диски с песнями не выпускали. Плюс срывались планы сниматься вместе в кино, плюс раздирающие сердце редкие встречи и длинные разлуки. Взрывной характер мощного артиста давал о себе знать, и тихой змеёй проникла в душу извечная русская привычка заливать беду вином, а позднее и чем похлеще. Несмотря на истовые старания Марины вытащить любимого из этого омута, Владимиру всё тяжелее становилось бороться с самим собой, он в очередной раз давал обещания выбраться из порочного круга, – и снова оказывался в его плену. И в июле 1980-го надорвавшееся сердце артиста, поэта, барда не выдержало. Сорок два года жизни ярчайшего человека и поэта (музыка была больше фоном для его поэзии, на мой взгляд). И десятки песен, что живут в сердцах миллионов до сих пор… И вот последнее стихотворение, посвящённое Марине Влади за месяц до ухода из жизни, записанное на двух бланках парижского турагентства.
И снизу лед, и сверху – маюсь между: Пробить ли верх иль пробуравить низ? Конечно, всплыть и не терять надежду! А там – за дело в ожиданье виз. Лед надо мною – надломись и тресни! Я весь в поту, хоть я не от сохи. Вернусь к тебе, как корабли из песни, Всё помня, даже старые стихи. Мне меньше полувека – сорок с лишним, — Я жив, тобой и Господом храним. Мне есть что спеть, представ перед Всевышним, Мне будет чем ответить перед Ним.
Марина очень тяжело пережила смерть любимого. Считала, что всё кончено и дальнейшая жизнь потеряла всякий смысл. С трудом отгоняла мысль наложить на себя руки. Слава богу, встретился человек, что поддержал, понял и на какое-то время стал опорой… А в наших ушах снова звучит Высоцкий – уже в её исполнении…
Я несла свою Беду По весеннему по льду. Обломился лед – душа оборвалася, Камнем под воду ушла. А Беда хоть тяжела, — А за острые края задержалася. И Беда с того вот дня Ищет по свету меня. Слухи ходят вместе с ней с Кривотолками. А что я не умерла, Знала голая ветла Да еще перепела с перепелками…
Когда впервые мне в руки попал сборник стихов Высоцкого, одно из них буквально заставило замереть: «Он не вернулся из боя». Конечно, эти строки – не о себе, авторе, а на самом деле – это он не вернулся из боя. Привычные блоковские слова «И вечный бой! Покой нам только снится…» – это о нём, Высоцком. Не буду пересказывать его судьбу, большинство читателей знают о ней немало, и потому верят каждой весомой строчке в его стихах и песнях, и потому помнят о нём, потому что такие люди остаются не в головах, а в душах тех, кто знает цену Слову и Личности.
…То, что пусто теперь, – не про то разговор: Вдруг заметил я – нас было двое… Для меня – будто ветром задуло костер, Когда он не вернулся из боя. Нынче вырвалась, словно из плена, весна, По ошибке окликнул его я: «Друг, оставь покурить!» – а в ответ – тишина… Он вчера не вернулся из боя. …Нам и места в землянке хватало вполне, Нам и время текло – для обоих… Все теперь – одному, – только кажется мне — Это я не вернулся из боя.
Не буду оригинальной, в финале всё-таки обращусь к песне «Я, конечно, вернусь…». Не только потому, что она очень известна. Он словно обращался – и к нам, и к тем, что придут гораздо позднее, и протягивал им свою сильную, добрую дружескую руку и обещал поддержку в покорении новых высот.
…Но мне хочется думать, что это не так, — Что сжигать корабли скоро выйдет из моды. Я, конечно, вернусь, весь в друзьях и мечтах. Я, конечно, спою, Я, конечно, спою, – не пройдет и полгода.
Россия действительно богата на таланты, по крайней мере сегодня это снова можно сказать. И я закончу тем, чем начала своё слово о Высоцком. Да, Владимир Семёнович не вошёл в пантеон очень больших поэтов, но сумел-таки застолбить своё законное, причём уникальное, место в нашей поэзии. Он призвал на помощь гитару – и выиграл. Он показал ещё один путь к сердцу соотечественника. И оказался абсолютно прав.
И вот моё поэтическое послесловие к очерку – «После юбилея»:
Юбилейные минули дни,
