О другом – и заботы, и речи. Только память зарнице сродни — Растревожит порой даже вечер. …Что ж, счастливою стала судьба, А тогда – обжигала морозно… Как все любят сегодня тебя! А в ответ – хрипловатое «Поздно». На уроках не учится свет, Всё грешит и спешит к преисподней… Чем весомей и ярче поэт, Чем талантливей – тем неудобней. Нынче в моде дешёвый успех, И завешаны золотом уши… Он сегодня поёт не для тех, У кого толстокожие души, — Слишком часто по краю ходил, Уходя от паршивой облавы, Слишком дорого он заплатил За живую посмертную славу!..
«Я верю, что правду спасёт красота…»
(Г. Горбовский)
В октябре 2016 года исполнилось 85 лет видному русскому поэту, нашему современнику Глебу Яковлевичу Горбовскому. Почитая классиков, мы не должны проходить мимо творческих людей, вносящих весомую лепту в культуру России сегодня. Тем более если встречи с их творчеством делают нас богаче в самом главном, духовном, смысле. Как показывает жизнь, только это богатство может сделать человека по-настоящему счастливым.
…Как ясно на сердце. Плывут облака. Питается прошлое правдой живых. И ветры, и воды, и взгляд сквозь века бездонно-прозрачны, как пушкинский стих! Цветы полевые растопчут стада, затмит пролетающий спутник звезду. Я верю, что правду спасёт красота. Но кто от неправды спасёт красоту?
Очень интересно и в то же время трудно писать о современнике-поэте. Ещё нет устоявшихся воспоминаний, что отдельными ручейками вливаются в цельное море судьбы и творчества. Отклики, отзывы, а то и легенды порой противоречат друг другу, мешают объективной и правдивой картине. Так произошло и с незаурядной личностью, в чьей биографии материала на остросюжетный роман – Глебом Горбовским. И только давнее душевное притяжение к его стихам, не ослабевшее за десятилетия, даёт мне право рассказать об очень известном ныне поэте, лауреате множества престижнейших премий (чего стоят Государственная премия РСФСР, Александра Невского, Андрея Платонова, и недавняя – Союзного государства!), но главное, поэте Божьей милостью, любимого читателями аж с первой его книги «Поиски тепла», вышедшей в 1960 году.
О Глебе Горбовском можно сказать то же, что и заметил Расул Гамзатов в отношении учёного, легендарного преподавателя Литинститута Георгия Куницына: «Судьба дала ему всё, чтобы стать плохим человеком, но он этим не воспользовался». В приложении к Глебу Горбовскому – чтобы стать посредственным поэтом, не сумевшим выбраться из той карусели страстей и событий, которой наградила его наша российская жизнь.
Много раз я слышала – и в студенческих, и туристских компаниях – по-своему озорные, непритязательные песенные строки:
Когда качаются фонарики ночные и темной улицей опасно вам ходить, я из пивной иду, я никого не жду, я никого уже не в силах полюбить.
А дальше – уж вообще чуть ли не народное в 70-е годы:
Сижу на нарах, как король на именинах…
Тут надо сразу пояснить, что на нарах Горбовский, слава богу, не сиживал, разве что после скитаний по детдомам недолго похлебал каши в исправительной колонии для подростков, откуда благополучно сбежал, нашёл своего отца, что вернулся как репрессированный из дальних мест, и с его помощью обзавёлся нужными документами и закончил, как все, семилетку. А до того и под фрицем в деревне у родных побывал, и, потеряв в эти годы мать, Галину Ивановну Суханову, вышедшую вторично замуж, был предоставлен всем ветрам жизни. И даже в армии умудрился двести с чем-то дней провести в качестве наказуемого. Тот ещё характер сложился у Глеба благодаря жизненным мытарствам в отрочестве. И не случайно даже названия некоторых его книг красноречиво говорят о тех годах: «Сижу на нарах», «Флейта в бурьяне», «Окаянная головушка», «Распутица».
БОТИНКИ
Как машины грузовые, на резине мы ходили, мы закаты коротали… А вчера в универсальном магазине мы купили греко-римские сандалии, оплатили цвета пыли макинтоши, в цвета стали мы представились беретах, мы пошили сногсшибательные клеши, надышались из нерусской сигареты… И мелькали греко-римские сандалии, и ходили мы – плакаты и картинки. …Но всегда нас под кроватью ожидали Грузовые эпохальные ботинки.
Однако это было и отражением того, что Горбовский сразу вошёл в круг неофициальных поэтов, то есть не желавших плыть в определённом узком русле, диктовавшемся партийной властью, которая очень зорко следила в ту пору, кто чем дышит и кто что пишет. И не моргнув глазом посылала на те самые нары непослушных чад из среды интеллигенции. В Ленинграде, городе революции, это было привычным делом. «Двойная мораль в творчестве, – пишет Горбовский, – была как бы запрограммирована общественной моралью… Всё ещё
