– Ты почему сержантов не слушаешься, солдат? Ты не в армии?
– Я Вам не ты, – твердо и спокойно ответил Сандашвили.
– Хорошо, товарищ солдат, Вы. Но это не отменяет сути.
– Вы, товарищ старший лейтенант, про Кавказ слышали? Про мужчин слышали? Зачем издеваться? Зачем смеяться? Я что, мальчик?
– Умный что ли? Умные нам нужны. Ты кто по специальности?
Вместо ответа Сандашвили взял у ротного со стола чистый лист бумаги, вынул из коробки, стоящей на столе, остро отточенный карандаш и, молча, вышел в коридор.
– Солдат, ты куда? – опешил ротный.
Не отвечая, Гия подошел к кровати с лежащим солдатом и за три минуты создал фото в графике, после чего молча вернулся к ротному в канцелярию и положил рисунок на стол.
– Ты рисовать умеешь? – ротный вертел в руках рисунок, который мог бы украсить стены его кабинета. – Где учился?
– Тбилисская академия художеств.
– Какой курс?
– Окончил с отличием в прошлом году.
– Молодец. А заголовок к "Боевому листку" сможешь написать красиво?
– Смогу.
– Я тебя позову, когда нужно будет. Иди.
Долго у нас Гия не продержался. Дня через три Сандашвили во время работ вышел из части, о чем мы, конечно, не знали.
– Ханин, твоего солдата поймали, – встретил меня дежурный по роте, когда я вернулся из санчасти, куда водил стерших ноги молодых солдат.
– Где поймали?
– Около реки.
– Вот это "задница"… Есть же приказ, чтобы солдаты не приближались ближе ста метров к воде… Кого поймали-то?
– Сандашвили.
– А чего он там делал?
– Ребята из патруля рассказали, что они шли вдоль реки, вдруг видят – солдат сидит. "Воин, ты приказа не слышал?". А оттуда тишина в ответ. Решили, может плохо солдату. Спустились. Смотрят – сидит, на воду смотрит. "Солдат, ты чего тут делаешь?" – "На воду смотрю, мне вдохновение нужно". "Чего тебе нужно?" – "Вдохновение". "У тебя хотя бы увольнительная есть?" – "Зачэм увольнительный? Мне вдохновение нужно". Вязать его не стали. Старший патруля видит, что солдат не пацан, уговорил его пойти вместе с ними и привел его к дежурному по караулам. А тот уже задумываться не стал, влепил твоему бойцу пять суток ареста. Так, что мыль задницу. Тебе как и.о. взводного достанется.
– Дальше дембеля не просидим… Ладно, придет, разберемся.
До конца ареста Гия не досидел. На второй день он нарисовал на стене гауптвахты что-то очень красивое и начальник гауптвахты, желая выслужиться, тут же сообщил об этом коменданту гарнизона. На третий день Сандашвили пришел в роту.
– Наслышаны, наслышаны, – встретили его в роте. – Нашел вдохновение?
– Нэт, нэ нашел, – серьезно ответил художник. – Нэт его здэсь.
– Значит, будем служить?
– Будем, я за вэщами.
– За какими вещами?
– Я в штаб дивизии перехожу. Минэ послали вэщи свои забрать. До свидания.
Гию Сандашвили, прослужившего меньше недели, забрали в отдел художников дивизии. Мечты о красивых дембельских альбомах, так нежно вынашиваемых сержантами, рухнули в тартарары. В моем взводе еще были три солдата, учившихся или окончивших художественные училища, но художник такого уровня был один на всю дивизию.
Утром рота отправилась на склад, где хранились боеприпасы, чтобы получить запас для дальнейших тренировок. Гранаты, цинки (жестяные вытянутые ящики) с патронами, взрывпакеты, дымовые шашки и прочую атрибутику выписывал старый, строгий старший прапорщик. Считал он ответственно и каждую коробочку аккуратно записывал в толстом журнале.
– Кольца от гранат сдать обязаны. Все кольца. Не сдадите – будет хищение боеприпасов, – бубнил он.
Не обращая внимание на то, что мы несколько раз предупреждали солдат, несмотря на множественные плакаты о строгом запрете курения в районе склада, кто-то зажег сигарету. Я, Самсонов и лейтенант
Путилов стояли рядом со столом прапорщика. Вдруг он бросил все и выскочил на улицу. Солдат стоял в стороне, на платформе, куда подъезжали в случае разгрузки-погрузки снарядов грузовики. Грузный прапорщик в два прыжка подскочил к солдату и с левой руки влепил ему между зубов так, что сигарета влетела в рот.
– Я… – начал было отлетевший в сторону от удара солдат, но вторая оплеуха по шее сбила его с ног, и любитель табака слетел с платформы.
– Все нах отсюда! – громким голосом прокричал начальник склада. -
Все за забор, суки!! Вы хотите внуков деда лишить? Читать не научились?
Несмотря на неуставные взаимоотношения, по сути прапорщик был прав. Одной искры могло хватить, чтобы мы все взлетели на воздух.
Взлетели из-за глупости одного-единственного солдата, а таких вокруг было не мало.
Для подготовки к показательному мероприятию нам выделили отдельное поле, где были выкопаны траншеи. В отдалении были построены из красного кирпича стены разной высоты как декорации города, а в центре поля стояло несколько рядов колючей проволоки и противотанковых заграждений. Полторы сотни солдат должны были наглядно демонстрировать, на что способна Красная Армия.
Ко мне подошел один из солдат:
– Товарищ гвардии сержант, у меня автомат не стреляет.
– А где ты его взял?
– В оружейке. На нем номер, который мне в военный билет записали.
– Дурак, я же сказал брать только с первых трех шкафов.
– Но ведь он мой, его на меня записали, а командир роты сказал, что надо брать свое оружие.
Спорить с глупостью, даже вполне логичной, не хотелось. Я взял автомат из рук солдата. Затвор не хотел даже шевельнуться. Автомат был настолько загажен, что чистить его было бесполезно. Крышка затворной рамы тоже не снималась.
– Набей магазин патронами, – дал я команду солдату, ударяя ногой по ручке затворной рамы, которая с трудом, двигаясь по миллиметру, но опускалась с каждым ударом.
Когда рама отошла настолько, позволила вставить патрон, я загнал его в автомат и такими же ударами сапога привел затворную раму в первоначальное положение. Только молодецкая дурь позволила мне нажать на спусковой крючок, не задумавшись о том, что ствол может разорвать. Видать на небе за мной смотрели, и мой ангел-хранитель, наверное, сплюнув в очередной раз, меня спас. Ствол не разорвало.
Пуля ушла в небо, прочистив ствол.
– Рожок, – и солдат протянул мне магазин от автомата Калашникова, набитый тридцатью боевыми патронами.
– Учись, сынок, – и я залихватски загнал магазин в автомат.
Автомат задрожал в моей тощей руке, жавшей на спусковой крючок.
Пули очередью ушли в небо. Гильзы посыпались к сапогам.
– Сержант, что происходит? – голос приближающегося замполита роты чуть умерил мою радость.
– Прочистил оружие.
– Ты идиот? Могло ведь ствол разорвать.
