Ознакомительная версия.
Действительно, король искренне скорбел о смерти Анжелики де Фонтанж. Письмо, адресованное герцогу де Ноай, присутствовавшему при последних минутах жизни несчастной женщины, является свидетельством этому: «Несмотря на то что я уже давно ждал известия, которое вы мне доставили, оно меня удивило и огорчило».
Что касается того, что потом назовут «Делом о ядах», следует все расставить по своим местам. Конечно, Атенаис была повинна в ряде выдвинутых против нее обвинений. Вполне вероятно, что начиная с 1666 года она навещала профессиональную отравительницу Вуазен с целью сохранить любовь короля. Действительно, эта «добрая женщина» давала ей «волшебные» порошки, потребление которых должно было сделать короля влюбленным как никогда. Но на самом деле эти порошки делали его больным, расстраивая его организм. Но на этом, очевидно, все и заканчивалось. Если ее и можно назвать наивной, даже глупой за то, что она доверялась зелью этой Вуазен, то это вовсе не повод, чтобы делать ее главной злодейкой. Зато у Вуазен было много клиенток среди дам высшего света, приходивших к ней покупать «порошок наследия»: так он назывался, потому что помогал отделаться от старого мужа или другого богатого родственника, состояние которого можно было унаследовать, но тот упрямо продолжал жить. Среди постоянных клиенток Вуазен была Олимпия де Суассон, чья склонность к интригам с годами ничуть не уменьшилась. Она никак не могла смириться с тем, что ей не удалось стать фавориткой Короля-Солнце. Кстати, когда отравительницу арестовали и начали допрашивать, Олимпия поспешила скрыться во избежание ареста. Это дало монарху возможность заменить ее на посту суперинтендантки Дома королевы маркизой де Монтеспан. Решение короля прекратить расследование, ограничившись наказанием второстепенных лиц, объяснялось высоким положением некоторых особ, прибегавших к «добрым» услугам Вуазен. Обнародование их имен грозило запятнать даже ступени трона, а этого Людовик XIV допустить никак не мог.
Спустя два года после решения короля ограничить ущерб, причиненный «Делом о ядах», в июле 1683 года скончалась Мария Тереза. Она умерла от лекарств, прописанных ее лекарями. К тому времени закончилось строительство Версаля, настоящей витрины королевства. Этот дворец должен был символизировать всемогущество Короля-Солнце… Несмотря на гулявшие сквозняки, между придворными началось соревнование за право поселиться там. Мадам де Ментенон незамедлительно получила покои на том же этаже, где были покои короля, совсем недалеко от них. Этот знак внимания был понят и оценен: многолетняя игра вдовы Скаррон в скором времени могла принести свои плоды. Став в зрелом возрасте ханжой, прикрывшись лицемерной воздержанностью, столь разнившейся с ее поведением в юные годы, Франсуаза де Ментенон относилась к людям и вещам только с точки зрения своей личной выгоды. За такое отношение она удостоилась нелицеприятных прозвищ: Филипп Орлеанский, племянник короля и будущий регент, называл ее «старой свиноматкой», а принцесса Палатинская, вторая жена Филиппа Орлеанского и золовка короля, – «ханжой». Но, не обращая внимания на врагов, Ментенон шла к своей цели.
Какая удивительная судьба была у этой женщины: внучка Агриппы д’Обинье, соратника Генриха IV, родилась в тюрьме, куда ее отец был посажен за долги, воспитана родственницей, которая относилась к ней как к служанке. Чтобы спастись от нищеты, она в семнадцать лет вышла замуж за поэта Скаррона, разбитого параличом и больного золотухой, на двадцать шесть лет старше ее, но все еще любившего некоторые игры, если судить по тому, что он сказал, выбрав в жены юную Франсуазу: «Я не буду заниматься с ней глупостями, но обучу ее им».
В действительности, молодая женщина только и ждала, когда она станет вдовой, чтобы вести веселую жизнь. У нее, в частности, была любовная связь с распутным маркизом де Вилларсо[163], чье внимание она делила со своей подругой, куртизанкой Нинон де Ланкло[164]. Следует сказать, что Франсуаза Скаррон была довольно привлекательна, свидетельством чему служит портрет, набросанный мадемуазель де Скюдери: «У нее был ровный и красивый цвет лица, светло-каштановые, очень приятные волосы, красивый нос, хорошо очерченный рот, благородный вид, самые прекрасные в мире глаза: темные, блестящие, нежные, страстные, полные ума. В них иногда просматривалась нежная меланхолия со всем очарованием, которое всегда было ей свойственно. Также в них проявлялась веселость со всей привлекательностью, которую могла внушить радость. Она не считала себя красивой, хотя была бесконечно хороша…»[165]
Ко всем этим качествам следует добавить обостренное чувство реальности, заставлявшее ее интересоваться лишь тем, что могло принести ей какую-нибудь выгоду. Поэтому, когда она получила задачу воспитания внебрачных детей короля и Монтеспан, она сразу же почувствовала, что ей выпала нежданная удача, если правильно будет себя вести. У самой у нее детей не было, но она притворилась, что считает родными доверенных ей на воспитание детей, и очень быстро добилась их любви. Такое поведение произвело на короля большое впечатление: он сам любил своих отпрысков, а когда увидел, как пеклась о них мадам Скаррон, то, естественно, почувствовал признательность к ней. Постепенно он привык разговаривать с этой необычной гувернанткой и обнаружил, что ее ум был столь же очарователен, как и ее внешний облик. Именно так, медленно, как паук плетет свою паутину, Франсуаза поймала короля в свои сети.
Монтеспан, хотя и далеко не такая хитрая, как ее соперница, все-таки отдавала себе отчет, что та представляла угрозу. Но тут внезапная смерть королевы внесла изменения в привычки короля. Ему было всего сорок пять лет, его чувственный аппетит продолжал оставаться очень большим. «Он должен снова жениться!» – порекомендовала Атенаис де Монтеспан, будучи уверенной, что новый брак не сможет ничего изменить в занимаемом ею привилегированном положении. Очевидно, она не сомневалась в выборе короля. Впрочем, и при дворе никто в этом не сомневался. Главным занятием придворных стало гадание, какая иностранная принцесса вскоре взойдет на французский престол.
Но в мозгу короля уже созрело другое решение: женитьба на юной принцессе обязательно должна была привести к появлению на свет новых детей, что грозило бы запутать и без того сложный вопрос о наследнике. Кроме того, вот уже несколько лет королю приходилось выслушивать упреки, осторожные, естественно, но довольно настойчивые, от своих духовников относительно образа жизни, который он вел до той поры. Страх перед адом был явлением вполне реальным, он преследовал Людовика XIV точно так же, как и его внука и наследника Людовика XV. А если принимать во внимание количество грехов, которые он совершил, то у монарха были все шансы попасть именно в ад. К этой нарисованной ему церковью перспективе добавлялись и поучительные разговоры, какие он уже несколько лет подряд вел с мадам де Ментенон. Чрезмерная набожность, вызывавшая такую иронию у врагов маркизы, Людовику XIV, напротив, казалась драгоценным залогом искупления грехов. Отныне, ведя с ней жизнь согласно церковным заповедям, официально порвав с прошлыми своими заблуждениями, король надеялся, что его тяжелое прошлое забудется. В этом он, по крайней мере, старался себя убедить. А чтобы быть уверенным, что не попадет снова в роковую ловушку греха, он нашел лучшую хранительницу морали – эту набожную женщину.
Ознакомительная версия.
