Вернувшись в Москву, Блюмкин тотчас передал письмо Радеку и приготовился ждать, когда Радек сообщит о содержании друзьям-оппозиционерам. Но Коба хорошо выучил прежних оппозиционеров. Не раскрывая письма, Радек отдал его Кобе и доложил о «курьере».
Думаю, к тому моменту Блюмкин уже проникся атмосферой и понял свой смертельный промах. Он заметался по Москве. Сначала попытался затаиться, лечь на дно. Но это было слишком скучно. Он встретился со своей прежней любовницей Лизой Р-г. Встреча была столь пылкой… что он рассказал ей о свиданиях с Троцким. И совершил тем самым очередную ошибку – он категорически не понимал новой страны. Увидев ужас на ее лице, спохватился, сказал, что решил покаяться перед ОГПУ и партией. Как было положено, Лиза немедленно сообщила моим начальникам Агранову и Москвину о любовнике, встречавшемся с Троцким. В ОГПУ разработали план ареста, в котором главное участие приняла конечно же «пылкая Лиза».
Во время ареста Блюмкин успел крикнуть ей: «Прощай, Лиза! Я знаю, меня предала ты».
Она лишь пожала плечами – давний работник Иностранного отдела Блюмкин обязан был понять все раньше…
Его отвезли на родную Лубянку. Он постарался умереть красиво. Перед расстрелом выкрикнул:
– Да здравствует мировая Революция! Да здравствует ее вождь товарищ Троцкий! – И запел Интернационал.
При обыске на квартире Блюмкина изъяли множество рукописей о работе мозга, тибетских монахах, оккультную литературу и его разработки.
Все эти книги и рукописи забрал Коба. Именно тогда он сообщил мне о малоизвестном, но «очень любопытном польском жидке». Он прочел о нем в бумагах Блюмкина, который состоял с ним в переписке.
Так его звали. (Забавно, после снятия Москвина-Трилиссера нашим иностранным отделом короткое время руководил старый партиец по фамилии… Мессинг, кстати, тоже польский еврей. Излишне говорить, что в 1937 году заботливый Коба его расстрелял.)
Но «мой» Мессинг был его однофамилец.
Вольф Мессинг с легкостью читал мысли людей, как читают газету. Уже в двадцатые годы о нем пошла слава. С ним искали встречи и разговаривали величайшие люди века – Ганди, Эйнштейн, Фрейд… Мессинг иногда ездил по Риге на автомобиле… с завязанными глазами!
Коба, видимо, следил за удивительным магом. Во всяком случае, он оказался отлично осведомлен о всех его подвигах в те годы. И однажды сказал мне:
– Поезжай в Варшаву и разузнай подробнее про товарища. Вдруг он и есть Вечный жид, – прыснул в усы. – И если правда то, что о нем пишут в газетах, привези его к нам.
Перед поездкой я заново просмотрел всю иностранную печать. И нашел то, что так занимало Кобу. В 1937 году, выступая в одном из театров Варшавы, в присутствии тысяч людей этот Мессинг предсказал гибель Гитлера – в 1945 году.
Это предсказание перепечатали все европейские газеты. Гитлер тотчас оценил голову нового еврейского Нострадамуса в двести тысяч марок. Это меня обнадежило – значит, Мессинг должен был бояться за свою жизнь.
Мне очень повезло. Я приехал в Варшаву, когда произошло событие, о котором написали все польские газеты. У князя Чарторыйского пропала бриллиантовая брошь. По оценке ювелиров, она стоила не менее восьмисот тысяч злотых – сумма по тем временам фантастическая.
Но дело было даже не в цене. Как передавала сплетня, предок князя был другом императора Александра I и одновременно любовником красавицы императрицы (к которой наш царь был непонятно холоден). И брошь являлась ее подарком любовнику-князю.
Все попытки отыскать этот дар любви оказались безрезультатны. Никаких подозрений у князя Чарторыйского не было: чужой человек практически не мог пройти в хорошо охраняемый замок. В своей многочисленной прислуге князь был уверен – эти люди работали у него не один десяток лет и очень ценили свое место. Приглашенные частные детективы не смогли распутать дело.
И тогда, как написали газеты, князь вызвал в замок Вольфа Мессинга.
На это своеобразное представление князь пригласил нескольких друзей…
Одним из моих польских агентов был обедневший аристократ, аккуратно сообщавший мне обо всех намерениях правительства. (В Польше я исполнял свою обычную роль грузинского князя Д. И он понятия не имел, что работает на ненавистный СССР. Он был уверен что я, князь Д., организовал в Совдепии монархическое подполье и хочу знать о замыслах польских властей по отношению к большевикам.) Он являлся хорошим знакомым князя Чарторыйского. И я попросил его раздобыть для нас с ним приглашение на удивительное зрелище.
Мы все собрались в огромной зале и ждали знаменитого гипнотизера, когда вошел лакей и объявил:
– Господин Мессинг приехал и просит всех пожаловать вниз.
Мессинг стоял у вешалки, где гости оставляли свои пальто.
Он выглядел очень картинно: иссиня-черные волосы до плеч, бледное лицо, гипнотические глаза-буравчики из-под широкополой черной шляпы, длинный черный плащ.
Когда все спустились, он молча сбросил плащ на руки лакею и остался в черном костюме. Не произнося ни слова, подошел к мраморной лестнице, ведущей на второй этаж в парадные комнаты. Мы последовали за ним…
Внизу у лестницы стояло чучело огромного медведя (ему в лапы гости клали визитки).
Здесь Мессинг остановился, постоял у чучела, будто разглядывая его, и вдруг отрывисто приказал:
– Отрежьте ему голову!
– Но этот медведь был убит моим прадедом на охоте! – вскричал изумленный князь.
– Отрежьте ему голову, – холодно и зло повторил Мессинг.
Князь со вздохом кивнул лакею. Принесли топор, лакей ударом топора срубил голову. Она покатилась по паркету, и из нее, звеня, посыпалось… На пол вывалилась целая куча блестящих предметов – позолоченные чайные ложечки, елочные украшения, кусочки цветного стекла от разбитых бутылок. Была там и драгоценная брошь…
После чего Мессинг назвал несчастного вора. Им оказался слабоумный мальчик, сын одного из слуг. Выяснилось, что так он кормил «голодного» медведя – засовывал ему в пасть найденные блестящие побрякушки.
Вечером в замке было застолье в честь ясновидца. После застолья Мессинг отправился в свою комнату. И вскоре к нему пожаловал я – через окно. Он не испугался. Равнодушно посмотрел на меня.
– Вы знаете, зачем я пришел?
Он усмехнулся, ответил:
– Вы хотите предложить мне уехать в СССР.
– И ваш ответ?
– Сейчас не время, но потом мне придется там жить.
Я с изумлением смотрел на него.
– Больше я ничего не знаю, – хрипло прошептал он.
Вот тогда мы и договорились, через кого ему связаться со мной, если он решит приехать к нам.