— Я не имею полномочий, — отвечает он. — Надо воевать дальше, и кончится все это страшно. Капитуляция Берлина — тоже невозможна, Геббельс не может дать, согласия без Деница. Это большое несчастье...
Соколовский. Мы не пойдем на перемирие или на сепаратные переговоры. Почему Геббельс сам не может принять решение?
Кребс (снова и снова). Если мы объявим полную капитуляцию Берлина, то все поймут, что фюрер погиб. А мы хотим создать правительство и сделать все организованно.
Соколовский. Пусть Геббельс объявит...
Кребс (перебивая). Но Дениц — беспартийный. Легче решить ему. Пусть он и капитулирует, чтобы не нести напрасных жертв.
Соколовский. Капитулируйте и объявите о новом правительстве. Мы вам дадим для этого рацию в Берлине. Вы свяжетесь и с правительствами наших союзников.
Кребс. Да, Геббельсу, пожалуй, придется на это решиться. Может быть, можно мне поехать к нему?
Соколовский. Можете ехать. Мы говорим вам все напрямую. У вас положение безвыходное: даже нет связи между Геббельсом и Деницем. А после капитуляции Берлина мы дадим вам самолет или автомашину и установим радиосвязь.
Кребс. Нас не арестуют? Все военные, которые будут руководить капитуляцией, останутся на свободе? Или мы будем считаться пленными?
Соколовский. Мы не знаем, каковы будут решения союзных правительств.
Кребс. Я снова повторяю свой вопрос: что нас ждет после капитуляции?
Соколовский. Мы гарантируем членам нового временного правительства право снестись с союзными правительствами совершенно официально. Решения примут три союзных правительства и, повторяю, вам сообщат...
Кребс. Мне надо узнать, что думает доктор Геббельс. Надо сказать ему о варианте капитуляции Берлина.
Соколовский. Выступайте перед тремя союзными державами. Так как Гитлер умер, то у вас все полномочия.
Кребс. Когда мы получим связь?
Он нервничает. 10 часов 40 минут. Началась наша артиллерийская подготовка... Пролетели самолеты.
Вернулся немецкий переводчик, который уходил с полковником фон Дуфвингом и нашими связистами для установления прямой связи с имперской канцелярией. Он очень взволнован:
— Когда мы шли, я кричал: «Не стрелять, мы парламентеры!» Наши мне не ответили. Русский майор тянул провод для связи. На углу Принц-Альбертштрассе он был обстрелян с немецкой стороны. Его ранило в голову. Я стал кричать, чтобы не стреляли. Сам пошел с кабелем. Полковник фон Дуфвинг снял шинель и оружие и направился с белым флагом вперед. Обстрел продолжался. Ранило несколько русских солдат и офицера — командира роты: они стояли неподалеку, ожидая связи. Но ее нет до сих пор. Со стороны русских она включена, а с нашей стороны — нет. Вероятно, боевая группа не была информирована. Что же теперь делать? Ждать связи или возвращения полковника? Русские сказали, что с их стороны полковнику будет обеспечено беспрепятственное возвращение.
— Вернитесь и обеспечьте переход полковника обратно, — распорядился Кребс. — Кто стрелял?
— Должно быть, снайпер. Русский майор, очевидно, умрет. Жаль...
Отыскали на карте улицу Принц-Альбертштрассе. Смотрим.
— Тут отель «Эксцельсиор», — показывает переводчик. — Тут мы кричали, тут стрелял наш снайпер. Русские не стреляли по всему участку.
Отметили на карте три квартала. Телефонный звонок из нашего батальона: немецкий полковник перешел к немцам, но связи пока нет.
— Идите, — говорю я переводчику.
Он просит мегафон и белый флаг.
Получив их, четко повернулся, руку вверх, поклон нам — и ушел.
Командующий артиллерией генерал Пожарский отдает приказ не вести огня на 35-м участке — от озера и до зоологического сада, вплоть до Фридрихштрассе: здесь пройдут парламентеры.
Немного погодя Кребс говорит:
— Первое мая у вас — большой праздник.
— А как же нам не праздновать сегодня — конец войны и русские в Берлине.
— В сорок первом году я был в Москве. Я уже говорил, что имел честь быть заместителем военного атташе. Во время парада стоял на трибуне, возле Мавзолея...
После завтрака дали связь с имперской канцелярией. Генерал Кребс приободрился, просит точно записать все пункты капитуляции, предъявленные советским командованием. Берет в руки трубку и начинает говорить. Подчеркивает пункт: по радио будет объявлено о предательстве Гиммлера. Геббельс ответил, что требует возвращения генерала Кребса и тогда лично все с ним обсудит. Мы даем согласие.
Затем Кребс еще раз прочел свою запись наших условий капитуляции:
«1. Капитуляция Берлина.
2. Всем капитулирующим сдать оружие.
3. Офицерам и солдатам, на общих основаниях, сохраняется жизнь.
4. Раненым обеспечивается помощь.
5. Предоставляется возможность переговоров с союзника ми по радио».
Мы разъясняем:
— Вашему правительству будет дана возможность сообщить о том, что Гитлер умер, что Гиммлер — изменник и заявить трем правительствам — СССР, США и Англии — о полной капитуляции. Мы, таким образом, частично удовлетворим и вашу просьбу. Будем ли мы помогать вам в создании правительства? Нет. Но даем вам право сообщить список лиц, которых вы не хотите видеть в качестве военнопленных. Мы даем вам право после капитуляции сделать заявление Союзным Нациям. От них зависит дальнейшая судьба вашего правительства.
— Список лиц, находящихся в Берлине, который мы дадим, не будут рассматривать как список военнопленных?
— Это обеспечено. Офицерам сохраним звания, ордена, холодное оружие. Мы даем право представить список членов правительства, право связи с Деницем итак далее. Но все это после капитуляции.
— С целью образования общего легального правительства Германии?
— Только для заявления и связи с правительствами государств нашей коалиции. Их дело решать, как будет дальше.
— Итак, после капитуляции советское радио даст сообщение о смерти Гитлера, о новом правительстве и о предательстве Гиммлера?..
Он заверил, что постарается обо всем быстро договориться.
13 часов 08 минут.
Кребс ушел. Парламентер от руководства третьего рейха не согласился на капитуляцию, не захотел приостановить разрушение Берлина и прекратить напрасные жертвы с той и другой стороны, включая мирных граждан.
Чего он хотел от нас, от советского командования, правительства? Перед тем как уйти, Кребс что-то долго собирался и даже два раза возвращался уже с лестницы: сперва он позабыл перчатки, которые положил на подоконнике вместе с фуражкой; однако фуражку-то он надел, а вот перчатки не взял. Второй раз Кребс вернулся под предлогом, что забыл полевую сумку, которой у него вообще не было. Он уверял, что принес в ней документы от Геббельса и Бормана, хотя — я хорошо это помню — доставал бумаги из бокового кармана.
