Не ожидая такой встречи, я прямо спросил Андрея, что произошло. Он также прямо задал вопрос мне:
– А что ты говорил обо мне в доме у…? (Он назвал какое-то имя.) Выяснилось, что я не только не говорил ничего подобного, но никогда не бывал в названном доме и вовсе не знаком с тем человеком. Теперь обиделся я:
– Как же ты мог в это поверить?
Тарковский извинился. Мы «помирились», инцидент был исчерпан мгновенно.
Об Арсении тоже ходили сплетни – в писательской среде. Иногда по почте приходили подметные письма, пропитанные ядом зависти и ненависти. Внешне Арсений реагировал на них спокойно, гораздо больше переживала Татьяна Алексеевна.
Многие ссоры, случившиеся из-за всякого рода домыслов, навсегда разводили отца и сына с некогда близкими им людьми.
«Липучим» комком грязи для Андрея Тарковского оказалась сплетня о том, что во время съемок «Андрея Рублева» сожгли живую корову. Поэт Владимир Костров даже написал по этому поводу стихотворение:
Расслоите толпу и народ,
отделите зерно от половы!
От известного фильма идет
Страшный запах горящей коровы.
Корчит граций, наяд
и харит
состраданье —
смешная утрата.
Уж не совесть ли наша горит
на ходячем огне Герострата?
О эффекта сомнительный пыл!
Выбегаю из кинотеатра.
Я бы Ваше искусство любил,
если б не было этого кадра.
Очевидец и организатор съемок Тамара Огородникова говорит, что в появлении сплетни виноваты кинематографисты-документалисты:
В то время как мы снимали один из эпизодов татарского нашествия у Владимирского собора, приехала туда группа с ЦСДФ [97] и попросила у меня разрешения снять наши съемки. Я сдуру разрешила, они сняли как раз этот эпизод с коровой, и с этого все пошло.
На самом деле все было элементарно. Нужно было, чтобы по двору металась горящая корова; ее накрыли асбестом, обыкновенным асбестом, а сверху подожгли. Она, естественно, испугалась и стала бегать, что и нужно было.
Ну, разумеется, корова не горела – я присутствовала на съемке, и все это было при мне. Вы же смотрите картины, там не то что корова – люди горят, но вам не приходит в голову, что их по-настоящему сжигают…
Кстати говоря, из-за эпизода с коровой позднее едва не сорвалась съемка «Жертвоприношения» на острове Готланд.
Рассказывает Лейла Александер:
Это закрытая зона, где находится, во-первых, какой-то секретный военный объект, а во-вторых – заповедник пернатых. Получить разрешение на съемки было трудно. В прессе появились выступления типа: вот придет на Готланд Тарковский, корову он уже сжег в «Андрее Рублеве», а теперь всех наших птиц истребит. Из-за таких статей даже были отложены съемки, но потом все восстановилось.
Сосну перед домом поставили искусственную. Чтобы никто не мог сказать, что Андрей уничтожает природу, поскольку эта сосна горит во время пожара. Однажды, увидев цветущую черемуху – был июнь, – Андрей загорелся идеей поставить и снять белый цветущий куст в комнате Марии. С огромным трудом – ведь чтобы в Швеции срубить дерево, надо письмо писать чуть ли не премьер-министру – куст привезли, но не учли, что черемуха вянет практически мгновенно, как только ее удаляют от корней. Андрей тоже этого не знал и ужасно расстроился, что зря уничтожили дерево…
Да, с коровой была имитация. Однако петуху в «Зеркале» голову все-таки рубили, хотя и не показали самого процесса рубки. Конечно, масштабы разные – корова и петух. Но все равно жалко. Тем более, если вспомнить образ, возникающий в сознании героини, которую заставляют опускать топор на петушиную шею. Она-то видит вместо петуха человека, своего бывшего мужа! То есть – Арсения Тарковского.
Если ставить проблему шире, как ставил ее Пушкин в «Моцарте и Сальери», то нужно честно признать, что гении – такие люди, как все, и ничто человеческое им не чуждо, включая зависть, безнравственность, разврат и т. д., и т. п. Правда, тот же Пушкин замечательно выразился по поводу «черни», смакующей проступки великих: «Толпа… в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал, и мерзок – не так, как вы – иначе!»
Но – прав ли Пушкин? Неужели гениальность – это индульгенция на безнравственные поступки, пусть даже совершенные не прихоти ради, а с великой целью?
Увы, правда искусства жестока, как и сама жизнь. Чтобы поверить произведению, созданному художником, мы должны пережить катарсис, получить эмоциональное потрясение. Логикой этого не добьешься. Сентиментальными пейзажами можно, но не всегда – порой нужен молниеподобный удар, чтобы через броню сознания пробиться к подсознанию, через разум – к сердцу. Отсюда – горящая корова, горящий Доменико, горящий дом Александра…
Пунктир
Москва – Голицыно – Переделкино 1978-1989
Из воспоминаний и дневников Александра Лаврина
Годы дружбы с Арсением Тарковским были удивительны. Первое время я приезжал к Тарковским, как на праздник – Арсений Александрович был щедр на общение, остроумен и бодр, Татьяна Алексеевна поражала красотой и элегантностью. Даже когда обострялись какие-то болячки, Тарковский не показывал этого при посторонних. Потом он стал напоминать старого льва – почти как в стихотворении любимого им великого грузинского поэта Важи Пшавелы.
Притомился лев, притомился,
Наступила старость на горло,
Наложила подать на мышцы,
Когти царские поистерла…
Думаю, переводя эти строки, Тарковский в какой-то мере чувствовал и себя этим львом, который некогда
Всю державу свою рычаньем
Потрясал от края до края…
Приведу некоторые выдержки из моих дневников тех лет, связанные с Арсением Александровичем и Татьяной Алексеевной. Некоторый романтизм ранних записей объясняется тем, что был я тогда еще в юношеском возрасте.
15 марта 1978 г.
Итак! Вчерашний день вошел в историю.
Я был у Арсения Ал. Тарковского! «Последний из могикан». Рассказ об этом дне я наговорил на магнитофон. Мы говорили о многом и очень отрывочно. Некоторые высказывания Тарковского: «Пушкин как-то вне русской литературы. Это скорее итальянский Ренессанс».
Стихотворение «Первые свидания» назвал слишком роскошным. 2 апреля 1978 г.
Тарковский на мой вопрос, кто из современных пишущих стихи, может считаться поэтом, ответил:
– Давид Самойлов, да еще, пожалуй, Владимир Соколов, но последние его стихи не очень.
20 мая 1978 г.
15-го возил в Переделкино Марка [Рихтермана]. Он сидел на стуле прямой, высокий, длинные волнистые волосы зачесаны назад. Тарковский сказал, что он сейчас очень похож на Шуберта.
18-го числа в 5 часов вечера ко мне приехал Радковский и мы помчались в Переделкино. Тарковского и Т. А. нашли в баре. Они сидели за столиком с двумя гостями – народным поэтом Дагестана Аткаем (Тарковский когда-то переводил его стихи) и молодым поэтом, протеже Аткая, Задруддином Магомедовым.
Задруддину лет 30. Лицо римлянина, по замечанию Тарковского.
29 мая 1978 г.
Был два раза у Тарковских, отвез им книгу о Николае II и Александре, березовый сок и шиповник.
