– Конечно. Окончив московский институт, в Ленинграде я была неизвестной. Показывалась во многие театры. Это было ужасно, показы – сущее безобразие. Ты приходишь, перед тобой – комиссия. Ты должен что-то изображать, какие-то отрывки играть, все смотрят прямо тебе в рот – ужас! При этом твои коллеги-артисты стараются никаких эмоций не выдавать. Помню, как показывалась в театр Ленсовета к Игорю Владимирову. Выбрала отрывок, где у героини почти нет слов. Мои партнеры шпарили монологи, а я периодически вылезала говорила одно слово и пряталась. В конце концов, Владимиров спросил: «Простите, а кто из вас показывается? Я не могу понять!»
Показывалась и в Ленинградский ТЮЗ, играла эстрадную миниатюру с Володей Михайловским, который долго потом работал у Райкина. Члены худсовета были все молодые, талантливые, без всякой заносчивости и напыщенности, смеялись, реагировали, в конце даже обняли меня. Но потом эти семнадцать лет прошли… не то что впустую… Ну, там же ролей совсем не было. Я, конечно, с удовольствием и ворону играла, и пень, но росла-то мало. Просто любила театр, любила коллектив. И однажды худрук «Александринки» Игорь Горбачев, который откуда-то меня знал, сказал: «Пора тебе переходить на зимнюю квартиру». Мне это запало. Кто-то из моих друзей потом подтолкнул: «А чем ты рискуешь? Зайдем к нему в кабинет, вдруг он тебя возьмет?» Я перепугалась, стала отнекиваться, но меня уговорили. И я зашла: «Игорь Олегович, я хочу у вас работать…» Он ответил: «Приходи!» И вот так случайно, опять же, я сюда попала.
– А первый опыт работы в кино вы помните?
– Первый опыт помню. Неудачный. Начинали снимать фильм «Свадьба в Малиновке», меня пригласили на Гарпину Дормидонтовну Это была моя прямая роль! Танцевать, петь, «Битте-дритте, фрау мадам»!.. Я была так счастлива! Меня нарядили, я всем понравилась, все было хорошо. И в этот момент в Ленинграде появилась знаменитая Зоя Федорова. Конечно, они ее взяли. В общем, я не могу сказать, что мне в кино везет. Я и там не сыграла ничего путевого. Эпизодики, эпизодики, эпизодики. Я и не обижаюсь, потому что понимаю, что ничего и не будет. Для этого надо своего режиссера иметь.
Однажды я участвовала в новогодней елке, играла Бабу Ягу. И за два дня до генеральной репетиции композитор Амосов принес нам песни – целые арии! Мы должны были записать их на пленку, потому что живьем это спеть было бы невозможно: хип-хопы всякие, рэпы и так далее. Мы пришли в тон-студию, стали записывать, и я поняла, какой это кайф! Когда я надела эти наушники и почувствовала себя Аллой Пугачевой, то пришла в такой восторг! Я вложила всю душу! Это было изумительно! Такой потенциал в себе ощущаешь! И вот что я хочу сказать – теперь есть всякие конкурсы для молодых актеров, их снимают на телевидении, их видят. А у нас ничего этого не было. Мы никого не интересовали. Мы жили, как трава: есть у тебя пробивная сила – пробьешься. Нет – зачахнешь. У меня никогда ее не было. Люблю работу – и все.
– А вы не пробовали создать что-то свое: моноспектакль, например, концертную программу, телепередачу?
– Я написала пьесу. В свое время мне попал на глаза очерк о доме престарелых. Меня поразила страшная жизнь его обитателей. Я взяла за основу эту статью и написала пьесу «Где мое место?» Ее героями стали одни женщины: бывшая артистка, крестьянка, коммунистка, уголовница, медсестра… И эту пьесу мы поставили у себя на малой сцене под названием «Под звуки оркестра». Все плакали, настолько получился трогательный и страшный спектакль. Наш тогдашний руководитель Игорь Горбачев дал согласие о переводе спектакля на большую сцену, но не сразу. В ту пору и на экране, и в театрах, и в прессе вовсю вскрывались наши социальные раны, подымались нерешенные проблемы общества, отовсюду перла чернуха, и именно на тот момент появление нашей пьесы было бы очень своевременным и актуальным. Но Горбачев тянул. И когда все пресытились и устали, под финал этой вакханалии появились мы. Тут же раздались голоса: «Ну, опять!.. Зачем же вновь теребить старые раны?» Отыграли несколько спектаклей, и все кончилось. Те, кто видел «Под звуки оркестра», потом говорили, что наши актрисы сыграли там свои лучшие роли. Я думаю, что это правда. Ведь для женщин в драматургии всегда мало места, актрисы испокон века скучают по работе. Пьесу потом увезли в Москву – ее попросила для себя Лидия Смирнова. Но и ей не удалось пробиться с этой темой. «Волна прошла, это уже не модно»…
– А какую роль в своей пьесе вы отвели себе?
– Я играла уголовницу, страшную бабку, которая третирует всех вокруг, издевается и требует лучшие куски. Такого материала мне тоже никто не предлагал.
– Про что ваша новая пьеса «Надоело бояться»?
– Про нашу жизнь. В репортажах почти каждый день рассказывают о том, как выселяют стариков из квартир, обманывают их. Я и сама испытала то, о чем мы говорим со сцены: прожив с мамой и сестрой в Ленинграде всю блокаду, от первого до последнего дня, мы 15 лет ждали квартиру. Наш дом разбомбили, мы остались на улице. Жили где придется: у родственников, в бараке. В шесть утра каждый день занимали очередь в исполкоме, слышали: «Опять пришли?»
Но спектакль наш не только грустный, но и веселый. После гастролей в Благовещенске летим домой, и вдруг в самолете ко мне подходит женщина и рассказывает, что они с мужем были на нашем спектакле, взяли с собой 10-летнего сына, и он сначала хохотал, а в конце у него слезы текли по лицу. Парень хулиганистый, с крепкими нервами и вдруг так воспринял историю. Конечно, такой комплимент приятен. А другая женщина сказала: «После вашего спектакля захотелось позвонить маме, чувствую себя виноватой перед ней».
– Вы писали на конкретных артистов?
– Можно сказать, да. С Ириной Соколовой мы давно дружим. Как-то она пришла ко мне в гости, посидели, поговорили по душам, выпили, и она сказала: «Слушай, сейчас нечего играть. Напиши пьесу– для себя и для меня». Я написала. По совету продюсера Наташи Колесник вставила мужскую роль, пригласили Александра Панкратова-Черного. Он играет несколько ролей – бомжа, пьяницу, Ленина, Сталина, Гитлера. Играет потрясающе!
– Самый популярный фильм с вашим участием «Окно в Париж», это ваша первая встреча с лучшим питерским комедиографом Юрием Маминым.
– Познакомились мы забавно. В пробах участвовали Витя Михайлов и Нина Русланова, которая должна была играть роль моей дочери. Всем очень хотелось попасть на съемки, потому что планировалась поездка в Париж. Мамин объявил: «Ребята, сейчас вы сыграете мне этюд «В парижском кафе»… Начинали сцену Витя и Нина, а я должна была появиться позже. Вдруг Русланова как закричит, как накинется на Витьку, что сбила его со стула. Это было так эмоционально, что я решила продолжать в том же градусе: влетела, закричала… Мамин обалдел: «Что ж вы делаете? Почему вы решили, что надо именно так?..» Мы огорчились, я решила, что все пропало… Звонок. Михайлов радостно сообщает, что мы с ним утверждены, а мою дочь будет играть Нина Усатова.
