Однако у мостика через речку обочина сужается и появляется откос. На мостике ширина обочины минимальна.
Сама же асфальтированная полоса движения имеет ширину всего 5,7 метра. Разъехаться автобусу с шириной 2,5 метра и «Москвичу» с шириной примерно 1,7 метра вполне возможно. Но это арифметика. Когда же машины несутся друг другу навстречу на большой скорости, кажется, что разъехаться невозможно или крайне опасно.
Я думаю, Виктор заехал правым колесом на обочину по невнимательности, а не потому, что заснул. Но, подъезжая к мосту, увидел сужение и, вероятно, тут же заметил показавшийся из-за поворота автобус.
Времени на размышление не было. Надо было обязательно проскакивать мостик, чтобы не встретиться с «Икарусом» на нем, в наиболее узкой части дороги. И он успевает его проскочить, оставаясь все еще правым колесом на обочине, а может быть, осторожно пытаясь вывернуть влево. Но после мостика его заносит вправо еще больше, а там откос к речке и прямо по ходу — большие деревья.
И тогда чисто инстинктивно Виктор резко перекладывает руль влево, чтобы занять место на своей полосе, но машина буквально выпрыгивает на встречную полосу.
Водитель «Икаруса» среагировать уже не успевает. «Москвич» врезается ему «в лоб», но для «Москвича» удар совсем не лобовой, а под углом, правым крылом. От этого удара водителя должно было бросить в кабине по инерции тоже вправо — и тут он вполне может получить переломы правых конечностей, а зеркало заднего вида должно пробить ему голову. Именно эти травмы были зафиксированы врачами.
Какое-то мгновенье оба автомобиля находятся в соприкосновении, в это время их сплющивает, причем «Москвич», конечно, разрушается гораздо сильнее, а по расстоянию это занимает примерно шесть метров. (Точка начального соприкосновения там, где поврежден асфальт и стоят цифры 1,2,3. А там, где начинаются широкая полоса маслянистой жидкости и глубокая царапина на асфальте, машины разлетаются в разные стороны.) «Москвич» вылетает назад на злополучный мостик, повреждает там ограду и останавливается, а водитель от удара вываливается из него. Автобус же ныряет передними колесами в речку.
Если бы «Москвич» вылетел на встречку, ударившись об ограду правым крылом, его неминуемо бы развернуло другим боком, и он ударился бы об автобус своей левой частью.
Фигурка, лежащая на шоссе, — это Виктор, но уже после того, как медики «скорой» вытащили его из машины. Гаишники зафиксировали именно это положение.
Такой представляется мне картина происшествия исходя из законов физики и собственного водительского опыта.
(Замечу в скобках, что опыт серьезного ДТП на переднеприводном автомобиле «Опель Корсо» был у меня в 2002 году. Тогда я узнал, как ведет себя переднеприводная легкая машина, если резко повернуть руль хотя бы на небольшой угол. Она прыгает в сторону, как бешеная.
Вам приходилось видеть на шоссе черные следы протекторов, образующими волнистые линии и заканчивающиеся, как правило, в кювете? Это следы борьбы водителей с взбесившимися машинами, которые почти невозможно вернуть на прямой путь. Или нужно уметь это делать, вовремя нажимая на газ, а не на тормоз.
Мы этого не знали, и наш «Опель», сделав по всей ширине хайвея три или четыре зигзага, влепился левой скулой в металлическое ограждение. При этом левое переднее колесо просто оторвалось, а левая часть капота была всмятку. Благодаря косому удару и тому, что все были пристегнуты, мы практически не пострадали, хотя машина была в хлам. В городе Бордо, куда мы ехали на этой арендованной машине, нам по страховке выдали другую, и мы поехали дальше. Но очень тихо.)
Конечно, я не настаиваю, что картина ДТП была именно такова, но мне она представляется наиболее вероятной.
Я не верю ни в одну из конспирологических версий, которые во множестве обсуждались на форуме поклонников Виктора.
Не вижу ни мотивов для самоубийства, ни мотивов и причин убийства. И даже не потому, что их действительно не было. Сам способ, избранный для этой цели, попросту никуда не годится. Результат ДТП предсказать невозможно. Водитель при счастливом стечении обстоятельств мог отделаться легким испугом, мог остаться инвалидом на всю жизнь, мог и погибнуть. Неопределенность в таких серьезных делах, как самоубийство или заказное убийство, недопустима, как ни цинично это звучит.
Увы, Виктор Цой погиб из-за нелепой случайности, из-за этого мостика, из-за этого поворота. Из-за долей секунд, которые сделали встречу двух автомобилей роковой.
Когда Марьяна сказала мне; «Какое счастье, что Сашка с ним не поехал», я подумал, что, если бы он взял с собою сына, этого рокового совпадения наверняка бы не случилось. Какие-то секунды были бы потрачены на него, сам Витя вел бы машину внимательнее…
Впрочем, что гадать.
Его ранняя смерть была предопределена и предсказана им самим. Она все равно бы его настигла — кукушка уже отсчитала ему положенные годы.
1990–2009
Жизнь после смерти
15 августа 1990 года около полудня Виктор Цой закончил свой земной путь, и в ту же секунду началась жизнь его духа отдельно от него самого — в памяти родных, друзей и тысяч и тысяч поклонников, любителей его музыки, фанатов. Эта жизнь духа находила свое вещественное воплощение прежде всего в песнях Виктора, которые не только звучали по радио в записи, продавались миллионами экземпляров на пластинках, но и исполнялись другими певцами и ансамблями и входили в обязательный репертуар практически всех подростков, бравших в руки гитару, на протяжении всех этих девятнадцати лет, и число таких исполнений практически не сокращается.
Эта жизнь продолжается в книгах и статьях, посвященных Цою, в бесчисленном множестве интернет-страниц, в публикациях фотографий, воспоминаний, в ожесточенных спорах фанатов с людьми, равнодушными к песням Цоя, в попытках разгадать тайну его популярности.
Конечно, этой популярностью Виктор обязан, в первую очередь, своим песням, но также и достаточно большому числу людей, которые занимались этим специально, то есть создавали эти книги, искали и публиковали документы и фотографии, выпускали пластинки, записывали трибьюты и каверы его песен.
Но эту главу я хочу посвятить Витиной жене Марьяне Цой, которая была главной хранительницей памяти и по праву наследования, и по праву любви. С нею я был знаком гораздо ближе, чем с Цоем. Особенно тесно мы сотрудничали в первый год после гибели Вити, когда готовили первую книгу о нем.
Она была женщиной сильной, умной, временами резкой и даже грубой, она умела отстаивать свои права и опекать тех, кто, по ее мнению, нуждался в такой опеке. У нее было много друзей, но немало и врагов. Она считала и не раз говорила мне, что «Цоя сделала» она. При всем уважении к ней и признании ее заслуг это, конечно, преувеличение. Однако думаю, что из всех людей, которые встретились Цою на его коротком жизненном пути и от которых он набирался знаний, опыта и умения себя вести, Марьяна была далеко не последним человеком.
